Чапаев. Мятеж - Дмитрий Андреевич Фурманов

не говорит, меня сторонятся… Хотели арестовать – убежал… Народу у казарм масса, и все вооружены – не знаю, откуда достали оружие… Заметил среди своих много чужих, незнакомых лиц…

Мы его выслушали с затаенным волненьем, внимательно, но недоверчиво:

«А что, как утка? Вряд ли комбат не знает, что у него делается – не подвох ли тут?»

И мы ему в благодарность за рассказ:

– Пока побудь, – говорим, – в соседней комнате, никуда не уходи, у дверей будет охрана. А мы все эти сведения сейчас проверим…

По всем направлениям была у нас уже выставлена связь, пустили несколько разведок из трибунальской и особотдельской команд, наказали захватывать и приводить подозрительных…

– Ты, Шегабутдинов, направляйся живо в караульный батальон, выясни там положение, скажи хоть по телефону, что делается и что там надо делать…

Лиденбаум – в интернациональную роту, Никитченко – к трибуналу! Панфилыч выяснял с командой штадива.

Вдруг прилетела весть:

– Пошли… Выступили…

– Кто, откуда?

– Из казарм… На крепость пошли…

– Много?

– Пока встретилось человек сорок – пятьдесят…

Надо сейчас же перехватить. Кого послать? Отрядили интернационалистов двадцать восемь человек, – наперерез, ближними к крепости путями. Дали задачу;

– В крепость не впускать. Постараться обезоружить. Стрелять лишь в крайнем случае. Сразу же завязать переговоры. Потребовать, чтобы сложили оружие.

Интернационалисты поступили проще всех наших советов и наказов: присоединились к восставшим и вместе с ними очутились в крепости. А крепость – ни выстрела, охрана крепостная не противилась. Там были все те же, семиреченские, «свои»: и ворота открыли и замки посшибали: бери, что хочешь.

Когда мы узнали, что последний отряд перешел к восставшим, – захолонуло сердце…

Эта рота была надежнейшей нашей частью. А теперь на кого положиться? Правда, ушла только ее частичка, но где уверенность, что через час не уйдут и все остальные?

Шегабутдинов звонит из карбатальона:

– Батальон выступил на помощь восставшим, пошел в крепость…

– Весь ушел?

– Нет. Осталось человек пятьдесят мусульман – я сейчас посылаю их к вам.

– Да, немедленно, только не сюда. Мы со своим штабом переходим в штадив… Туда и посылай!

В темноте спускались с крылечка Белоусовских номеров, шли почти ощупью в чуткой, затаившейся, мраком укутанной улице.

Торопились. Ничего по пути не говорили, быстрым шагом, спотыкаясь и бранясь, спешили скорей к штадиву.

– Алеша, – дали Колосову задание, – ты несись в партийную школу и, вооруженную, приводи сюда.

Алеша мигом за дело.

Верменичев тем временем, как член областного комитета партии, с нашего общего согласия дал от имени обкома знать уездно-городскому комитету, что надо экстренно собрать партийцев и в строю, вооруженных, привести к штадиву.

Через несколько минут под командой китайца[21] Масанчи из караульного батальона пришел посланный Шегабутдиновым отрядик в пятьдесят четыре человека – мы ввели его во двор штаба.

Во дворе тревога: шмыгают тени взад-вперед, что-то торопливо в разные стороны перетаскивают красноармейцы, кому-то кто-то строго, кратко отдает у крыльца приказание – слышны только чеканные отдельные слова; проволокли к воротам пулемет, у нагороди конь кусанул соседа под гриву, и тот взревел, – стоявший рядом красноармеец вытянул забияку прикладом; на крыльцо и с крыльца штадива то и дело скачут черные силуэты, – двор в тревоге, в возбужденном, беспокойном броженье… Мы все в штадиве сбились в большой, слабо освещенной комнате, за дубовым широким столом, подсчитываем силы. Вот они, наши силы:

Команда трибунала . . . . . . . . 60 чел.

Команда особотдела . . . . . . . . 75 «

Рота интернационалистов . . . . 100 «

Партийная школа . . . . . . . . . 40 «

Комрота штадива . . . . . . . . . 60 «

Остатки караульного батальона . . 54 «

Городская парторганизация . . . . 20 «[22]

Это – наличность штыков. Итого – около четырехсот. Сила немалая. Да, немалая, кабы верная да надежная…

– Тш… ш… ш… Это что?

Мы прислушались, – доносилась издалека все явственней и громче боевая походная песня:

Вышли мы все из народа,

Дети семьи трудовой…

Кто может быть? Неужто идут? Но мы ждем ведь удара совсем с другой стороны, от сквера. А там повсюду разведчики наши и дозоры. Кто же это может идти под боевую-походную?

Жена Горячева, жена Кравчука, Ная, Антонина Кондурушкина – эти все время с нами, вместе пришли в штадив, приготовились разделить общую долю. Они были теперь особенно к делу; надежней не найти разведчиц!

– А ну, в разведку…

Они срываются с подоконников, исчезают и скоро сообщают радостное:

– Подходит партийная школа…

Она прошла кругом и близилась переулками, значительно левее того пути, по которому мы ее ждали.

Пришла во двор и пропала, растворилась в суете его и тревоге.

Вооруженные чем только было возможно, мы каждую минуту ждем удара. Уж все готово к встрече: колонками построено во дворе, цепочкой растянуто вокруг штадива, открыли тонкие хищные глотки черно-глянцевые пулеметы, чуть позванивают штыками тяжеловесные винтовки.

Мы зорко, чутко наблюдаем за сквером.

Ударом готовы ответить на удар. Но знаем заранее, что это не выход. Это неизбежное, но так вопроса не разрешить. Быстро советуемся, обдумываем, выщупываем обстановку.

Вот они развертываются, события, – их надо учесть и разом с разных сторон:

Отношения с Китаем… Угроза Анненкова – Щербакова… Угроза новой национальной резни… Шеститысячная белая пленная армия…

Перед нами выросла живо грозная перспектива мятежа: если только победа окажется на стороне мятежников – дикая вакханалия расправ, бессмысленных зверств и жестокой мести, грабежи, пожары кишлаков и сквозь этот ужас – белый генерал на коне…

Да, это не фантазия, это очень, очень реальная перспектива.

Иного и быть не могло, если только понять всю многообразную, напряженную, путаную обстановку и сложные взаимоотношения, что имелись тогда в Семиречье…

А как предотвратить? Что делать с такими силами, как у нас? О, конечно, будь это настоящие, надежные, верные бойцы – может быть, одним ударом сокрушили бы мы все планы мятежников. Ведь и четыреста человек – сила. Но эта наша сила – не та, с которою ходят на приступ.

Мы уже знаем, что в крепости больше тысячи штыков, знаем, что туда красноармейцы непрестанно перебегают изо всех наших команд, что бежит туда население из соседних станиц, – оно мгновенно узнало обо всем, а может, и раньше знало.

Там, в крепости, уж давно разбиты склады, и из складов этих делят оружие приходящим… Там три орудия – у нас ни