Мароны. Всадник без головы - Томас Майн Рид

– Ко всем чертям! – крикнул Колхаун, расстегивая сюртук. Достав нож, он швырнул его в противоположный угол бара и вызывающим голосом сказал: – Для этой расфуфыренной птицы он мне не нужен – я покончу с ним первым же выстрелом!

– Хватит еще времени поговорить, после того как вы докажете это на деле. И не воображайте, что ваши хвастливые слова испугали меня... Скорее, джентльмены! Я должен положить конец этому бахвальству и злословию!

– Собака! – свирепо прошипел «благородный южанин».-Проклятая ирландская собака! Я отправлю тебя выть в твою конуру! Я...

– Стыдитесь, капитан Колхаун! – прервал его майор при общем возмущении.– Это лишние разговоры. Так держать себя в порядочном обществе непристойно. Потерпите минуту и тогда говорите, что вам вздумается... Теперь, джентльмены, еще одно,– сказал он, обращаясь к окружающим: – надо взять с них обещание, что они не начнут стрелять до тех пор, пока мы все не уйдем отсюда.

Сразу возникли затруднения. Как начать дуэль? Простого обещания при столь разгоревшихся страстях было мало. По крайней мере, один из соперников вряд ли стал бы дожидаться разрешения спустить курок.

– Начинать надо по сигналу,– продолжал майор.– И ни один из них не должен стрелять раньше. Может ли кто-нибудь предложить, какой дать сигнал?

– Мие кажется, что я могу,– сказал рассудительный капитан Слоумен, выступая вперед.– Пусть мистер Колхаун и мистер Джеральд выйдут вместе с нами. Если вы заметили, на противоположных концах этого бара есть двери с каждой стороны. Обе совершенно одинаково расположены. Пусть они потом снова войдут: один в одну дверь, а другой – в другую, и начнут стрелять только тогда, когда переступят порог.

– Замечательно! Как раз то, что надо,– послышались голоса.

– А что должно послужить сигналом? – повторил свой вопрос майор.– Выстрел?

– Нет, колокол гостиницы.

– Лучше нельзя и придумать, великолепно! – сказал майор, направляясь к одной из дверей, ведущих на площадь.

– Майн готт[52], майор!–закричал хозяин бара, выбегая из-за своей стойки, где до этого он стоял, совершенно оцепенев от страха.– Майн готт! Неужели же они будут стрелять в моем баре? Ах! Они разобьют все мои бутылки, и мои красивые зеркала, и мои хрустальные часы, которые стоили сто... двести долларов! Разольют мои лучшие вина... Ах, майор! Это разорит меня. Что же мне делать? Майн готт! Ведь это...

– Не беспокойтесь, Обердофер,– отозвался майор, останавливаясь.– Я не сомневаюсь, что все ваши убытки будут возмещены. Но, во всяком случае, вы сами должны куда-нибудь спрятаться. Если вы останетесь в вашем баре, в вас наверняка всадят пулю, а это, пожалуй, будет хуже, чем то, что разобьются ваши бутылки.

С этими словами майор оставил растерявшегося хозяина гостиницы и поспешил на улицу, где уже встретил соперников, которые только что вышли в разные двери.

Обердофер недолго стоял посреди своего бара. Не успела наружная дверь захлопнуться за майором, как внутренняя захлопнулась за хозяином гостиницы. И бар, сверкающий лампами, бутылками и дорогими зеркалами, погрузился в глубокую тишину, среди которой слышалось лишь равномерное тиканье часов под хрустальным колпаком.

Выйдя из гостиницы, майор не стал больше принимать участия в этом происшествии.

Коменданту форта не подобало поощрять дуэль, хотя бы даже наблюдая, чтобы не нарушались ее правила. Этим занялись молодые офицеры, которые тут же приступили к делу.

Времени для этого потребовалось немного. Условия были уже оговорены. Оставалось только поручить кому-нибудь из присутствующих позвонить в колокол, что явилось бы сигналом для начала дуэли.

Это было нетрудно, поскольку не имело значения, кто позвонит. Даже ребенок мог бы подать сигнал к началу этой ужасной схватки.

Если бы посторонний наблюдатель случайно очутился в этот момент на площади перед гостиницей «На привале», он был бы очень озадачен тем, что там происходило. Ночь была довольно темная, но все же можно было различить толпу людей недалеко от гостиницы. Большинство из них носили военную форму: здесь были не только те офицеры, которые вышли из бара, но и другие, а также свободные от несения службы солдаты, которые услышали, что на площади что-то происходит. Женщины – жены солдат, прачки и несколько бойких сеньорит сомнительной репутации,-наспех одевшись, выбежали на улицу и расспрашивали тех, кто опередил их, о причинах шума.

Разговаривали шепотом. Было известно, что на площади присутствуют майор и другие представители власти,– это сдерживало зрителей.

Толпа собралась не у самой гостиницы, а на открытом месте, ярдах в двенадцати от нее. Все не отрываясь смотрели на гостиницу, захваченные волнующим зрелищем. Они следили за двумя мужчинами, стоявшими поодаль друг от друга, у противоположных концов бревенчатого здания, в котором находился бар.

Несмотря на то, что эти два человека были разделены толстыми бревенчатыми стенами и не видели друг друга, их движения были одинаковы, словно вызывались одними и теми же побуждениями. Каждый стоял у двери, через которую вырывался яркий свет, падавший широкими полосами на крупный гравий площади. Они стояли не прямо против входа, а немного сбоку – в стороне от света. Оба слегка пригнулись, словно бегуны перед стартом, готовые ринуться вперед. Оба сосредоточенно смотрели в бар, откуда доносилось лишь тиканье часов. По их позам можно было догадаться, что они готовы войти туда и ждут лишь условленного сигнала.

В одежде этих двух людей не было ничего лишнего, ничего, что могло бы помешать движениям,– они были без шляп, в одних рубашках; их лица и позы говорили о непоколебимой решимости.

Угадать их намерения было нетрудно. Посторонний наблюдатель, случайно оказавшийся на площади перед гостиницей, с первого взгляда мог бы понять, что речь идет о жизни и смерти. Поднятые револьверы в руках, напряженность поз, тишина, царившая в толпе любопытных, и, наконец, сосредоточенный интерес, с которым все смотрели на этих двух людей, яснее всяких слов говорили, что здесь происходит нечто ужасное. Короче говоря: это была схватка, исходом которой могла быть смерть.

Настал решающий момент. Дуэлянты напряженно смотрели на дверь, в которую они должны были войти и, быть может, никогда не вернуться. Они ждали только сигнала, чтобы переступить порог и начать поединок, который будет роковым для одного из них, а может быть, и для обоих.

Ожидали ли они роковых слов: «Раз-два-три – стреляй!»?

Нет. Был назначен другой сигнал, и он прозвучал. Чей-то громкий голос крикнул:

– Звони!

У столба, на котором висел колокол, можно было различить три или четыре темные фигуры. После приказа они зашевелились. Вместе с движением их рук, едва заметным в темноте, раздался звонкий удар колокола. Этот звук, обычно весело созывавший людей к обеду, теперь был сигналом к началу смертельного боя.