Девятнадцать минут - Джоди Пиколт

— Расскажите, пожалуйста, почему вы пришли к такому выводу?

— Психически здоровый человек, по определению, осознает реальность того, что он делает, в момент совершения действия. Есть доказательства, подтверждающие, что Питер в течение некоторого времени готовился к этому нападению — начиная с того, что он приготовил патроны и оружие, и заканчивая составлением списка жертв и репетицией Армагеддона посредством компьютерной игры. Для Питера стрельба не была уходом от реальности, а задолго спланированным и тщательно продуманным действием.

— Есть ли другие доказательства того, что Питер спланировал это преступление?

— Когда он только приехал в школу и встретил своего друга, то попытался предупредить его об опасности. Он поджег взрывчатку в машине, перед тем как войти в школу, — учинил диверсию, чтобы беспрепятственно проникнуть в здание с оружием. Он тайно пронес предварительно заряженное оружие. Он направился в те места, где сам становился жертвой. Это непохоже на действия человека, который не понимает, что делает. Это поступки рационального, злого, возможно, переживающего обиду, но здравомыслящего молодого человека.

Диана прошлась перед свидетелем.

— Доктор, у вас была возможность сравнить материалы других подобных инцидентов с выстрелами в Стерлинг Хай и подтвердить свое заключение о том, что подсудимый психически здоров и отвечает за свои действия?

Аппенгейт перебросил свои косички через плечо.

— Ни один из стрелявших в Коломбине, в Падьюке, в Терстоуне или в Рокори не был признан больным. Дело не в том, что они были одиночками, а в том, что они сами не воспринимали себя равноправными членами социальной группы. Например, Питер был членом футбольной команды, но он один из двух учеников, которые никогда не играли на поле. Он был умным, но на его оценках это не отражалось. У него были романтические чувства, но безответные. Единственной сферой, где он чувствовал себя комфортно, был мир, который он сам создал, компьютерные игры, где Питеру было не просто комфортно… там он был Богом.

— Значит ли это, что шестого марта он жил в выдуманном мире?

— Абсолютно исключено. Если бы это было так, он бы не спланировал свое нападение так тщательно.

Диана обернулась.

— В деле есть доказательства, доктор, говорящие о том, что Питер был объектом издевательств в школе. Вы ознакомились с этой информацией?

— Да, ознакомился.

— В своих исследованиях изучали ли вы влияние буллинга на таких детей, как Питер?

— В каждой школе, где имели место выстрелы, — сказал Аппенгейт, — речь шла о буллинге. Якобы именно из-за издевательств эти ребята в один прекрасный день не выдерживают и отвечают насилием. Тем не менее в каждом случае — и в этом, по моему мнению, тоже — стрелявший преувеличивает издевательства. Стрелявшего дразнили не больше, чем других ребят в школе.

— Зачем тогда стрелять?

— Это способ открыто взять под контроль ситуацию, в которой они чувствуют себя бессильными, — объяснил Куртис Аппенгейт. — Что опять же говорит о том, что эти действия заранее спланированы.

— Свидетель ваш, — сказала Диана.

Джордан встал и подошел к доктору Аппенгейту.

— Когда вы впервые встретились с Питером?

— Ну, лично мы незнакомы.

— Но вы же психиатр?

— Насколько я помню, да, — сказал Аппенгейт.

— Я считал, что психиатрия основывается на том, чтобы установить связь со своим клиентом, узнать, что он думает об окружающем мире, как его воспринимает.

— Отчасти так.

— И это невероятно важная часть вашей работы, верно? — спросил Джордан.

— Да.

— Вы сегодня назначили Питеру лечение?

— Нет.

— Потому что вам необходимо лично встретиться с ним, прежде чем решить, какое лечение будет для него лучше, правильно?

— Да.

— Доктор, у вас была возможность пообщаться со стрелявшими в школе города Терстоун?

— Да, — ответил Аппенгейт.

— А с мальчиком из Падьюки?

— Да.

— Из Рокори?

— Да.

— Но не из Коломбины…

— Я психиатр, мистер МакАфи, — сказал Аппентейт, — а не медиум. Хотя я разговаривал с семьями этих двух мальчиков. Я читал их дневники и изучал их видеозаписи.

— Доктор, — спросил Джордан, — вы хоть раз разговаривали с Питером Хьютоном?

Куртис Аппенгейт заколебался.

— Нет, — сказал он. — Не разговаривал.

Джордан сел, а Диана повернулась в судье.

— Ваша честь, — сказала она, — у обвинения нет вопросов.

— Держи, — сказал Джордан, входя в камеру и протягивая Питеру полбутерброда. — Или ты еще и голодовку объявил?

Питер бросил на него сердитый взгляд, но развернул обертку и надкусил бутерброд.

— Я не люблю индейку.

— А мне наплевать. — Джордан прислонился к бетонной стене камеры. — Ты можешь мне объяснить, какая муха тебя сегодня укусила?

— А вы хоть представляете, каково это — сидеть и слушать, как все говорят о тебе так, будто тебя здесь нет? Словно я не слышу, что именно они говорят?

— Таковы правила игры, — сказал Джордан. — Теперь наш ход.

Питер встал и подошел к решетке.

— Так вот, что это значит для вас. Просто игра?

Джордан прикрыл глаза, призывая свое терпение, и сосчитал до десяти.

— Конечно, нет.

— Сколько вам платят? — спросил Питер.

— Это не твое…

— Сколько?

— Спроси своих родителей, — сухо ответил Джордан.

— Вам заплатят независимо от того, выиграю я или проиграю, правильно?

Джордан помолчал, а потом кивнул.

— Значит, на самом деле вам наплевать, чем все закончится, правда?

Джордан неожиданно понял, с некоторым удивлением, что из Питера получился бы отличный адвокат. Способность задавать вытекающие один из другого вопросы, от которых человек чувствует себя словно на раскаленной сковородке, — именно то, что нужно в зале суда.

— Что? — сердито спросил Питер. — Теперь вы тоже надо мной смеетесь?

— Нет. Я просто подумал, что ты был бы хорошим адвокатом.

Питер опять сел.

— Прекрасно. Может быть, мне удастся получить в тюрьме диплом юриста вместе с аттестатом зрелости.

Джордан взял из рук Питера бутерброд и откусил.

— Давай поживем и увидим, чем все закончится, — сказал он.

Послужной список Кинга Ва всегда производил на присяжных огромное впечатление, и Джордан это знал. Он обследовал более пяти сотен подозреваемых. Он был экспертом на двести сорока восьми судебных процессах, не считая этого. Он написал больше статей, чем кто-либо из судебных психиатров, специализируясь на расстройствах психики из-за посттравматического стресса. Плюс — и это было самое прекрасное — он провел три семинара, которые посетил свидетель обвинения, доктор Куртис Аппенгейт.