Люблю и ненавижу - Георгий Викторович Баженов

все. Ты выбрал второе, ты всю жизнь лгал, спал со всеми, кто только подвернется, пропадал ночами, а я, как дура, мучилась, ждала тебя, переживала, ты надорвал мне душу, я верила во все святое и чистое, а ты…

— Да пойми ты, я самец, самец! Я…

В этот момент, когда Анатолий повторял: «Я самец, самец!..» — в коридоре показалась Надежда; она все, конечно, слышала, но сделала вид, что слова пролетели мимо ее ушей; зашла на кухню, вялая, сонная, поздоровалась. Даже не удивилась, казалось, нисколько, что вот сидит здесь Анатолий, а давненько уж его не было, давненько…

— Привет, Надежда! Ну, как жизнь молодая? Бурлит и клокочет? — В ответ Надежда взглянула на Анатолия странным каким-то, подозрительным взглядом. А Анатолий продолжал: — Чай будешь? Только что заварил…

— Спасибо. Мы будем у себя. Попозже.

Тут в коридор вышел Феликс, чего уж совсем не ожидал Анатолий.

— О, Феликс! Привет, старина! Сколько лет, сколько зим!

— Здравствуй, Анатолий, — кивнул Феликс и нырнул в ванную. Надежда, взяв кое-что из холодильника, вышла из кухни.

— Феликс-то что, вернулся? — наклонившись через стол, шепотом спросил Анатолий.

— Да, — кивнула Татьяна.

— И шантрапа сразу разбежалась? Ну, киношники там, операторы…

— Да, — кивнула Татьяна. — Теперь они одни.

— Молоток Феликс! Тут такая баба пропадает, а он там киснет.

— Анатолий…

— Что?

— Нет, ладно, ничего. Потом. Пойдем в комнату. Мне кажется, Андрюшка проснулся…

— Да нет, тихо вроде.

— Пойдем, — настойчиво проговорила Татьяна.

А в комнате Андрюшка и в самом деле не спал. Лежал с открытыми глазами и прислушивался к голосам: кто там разговаривает, не отец ли? И когда они вошли, он вылетел из постели как пуля и бросился на шею к Анатолию. Тот подхватил его на руки, поцеловал; подбросил вверх — раз, другой, третий, прижал к шершавой щеке, спросил:

— Ну, вырос тут без меня?

— Вырос! Во какой стал! — Андрюшка поднял над собой руку.

— Да, вымахал… выше папки! А под подушку заглядывал?

— Нет, — помотал головой Андрюшка.

— Эх ты! — Анатолий поставил сына на пол. — Ну-ка скорей смотри! А то вдруг Кашей Бессмертный утащит…

Андрюшка одним рывком откинул подушку и увидел пистолет; глаза у него разгорелись, как у котенка в темноте, зеленым пламенем. Схватил пистолет и сразу: тра-та-та, тра-та-та — очередями. Пистоны щелкали резко, громко — ох и радости было для мальчишки.

— Мам, видала? Пистолет! Настоящий!

— Да, Андрюша. Давай собирайся. В сад опаздываем.

— Да ладно, сегодня можно и опоздать… Ради праздничка! — махнул рукой Анатолий, счастливый, что Андрюхе так понравилась игрушка.

— Андрей, я кому сказала? Живо собирайся! Опаздываем.

— О господи! — вздохнул Анатолий. — Какие педагогические строгости… Ладно, Андрюха, собирайся потихоньку. Нашу маму все равно не переспорить.

Андрей пострелял еще немного, положил пистолет рядом с собой, начал натягивать колготки, поминутно бросая взгляд на подарок: вдруг исчезнет еще куда? Анатолий улыбнулся:

— Не бойся. Не пропадет.

— Я его никому не отдам!

— Ты что, жадный, что ли? — сказала Татьяна. — Смотри, в сад придешь — мальчикам тоже дай пострелять.

Андрей посмотрел на отца жалобными, молящими о защите глазами.

— Вообще-то, Андрюха, мама права. Для пацанов ничего не жалей. Для друзей жалеть — это последнее дело, Андрюха.

— Для друзей, конечно, никогда ничего не жалко, — сказала Татьяна насмешливо.

— Точно, мать.

— Пап, а у нас Наташа умерла! — звонко объявил Андрей. Он хотел сказать что-нибудь такое, что бы удивило отца, и слова у него вышли не то что звонкие, а даже как будто радостные, горделивые.

— Это какая Наташа? — не понял Анатолий. Он подумал: может, в садике кто-нибудь умер?

— Какая… ну, наша Наташа, ты что, не знаешь?

— Нет, — сказал Анатолий серьезно и перевел взгляд на Татьяну.

— Тебе лишь бы языком болтать, — Татьяна в сердцах шлепнула сына по заду.

— Ты чего дерешься? — набычился Андрей. — Я что, неправду сказал?

— Кто это умер-то? — спросил Анатолий у Татьяны. Татьяна некоторое время смотрела на него молча, проворчала недовольно:

— Кто, кто… приехал тут… Твое какое дело? — И вдруг закричала на Андрюшку: — Ты собрался или нет? Долго я тебя буду еще ждать?!

Андрей сразу присмирел, испугался, быстро натянул рубашку, куртку. И тут же не на шутку разозлился Анатолий:

— Что вы тут загадками говорите? Я что, последний дурак у вас? Кто умер, ну?!

— Наталью похоронили. Надину, — неохотно проговорила Татьяна.

— Наталью? Какую? Нашу?.. Соседскую?..

— Да.

— Черт, ничего не понимаю… Как похоронили? С чего? Что случилось-то?

— Да уж случилось… Теперь чего говорить…

— Она письмо написала, — сказал Андрюшка. — И умерла. Мне не дали посмотреть. Сказали, я еще маленький…

— Ну, собрался? Пошли? — дернула его за руку Татьяна.

— Постой, — остановил их Анатолий. — Что произошло-то? Ну, ты можешь по-человечески объяснить?

— Чего тут объяснять? Умерла. Похоронили. А ты тут со своим дурацким чаем к Надежде. «Привет, как жизнь молодая? Бурлит и клокочет?» Пропадал там где-то — вот и пропадал бы дальше.

— Да постой, я же не знал ничего…

— А чего ты вообще знаешь? Что такое совесть, ты знаешь?

— Да при чем здесь моя совесть?

— Совесть твоя, конечно, ни при чем. Она всегда ни при чем! — И, выходя из комнаты, Татьяна хлопнула дверью.

«Ну вот же дуры! Ну что за дуры эти бабы!» — чуть не простонал ей вслед Анатолий.

В обеденный перерыв Татьяна позвонила в отделение милиции.

— Тэ-экс, старший лейтенант Жиров на проводе! — весело ответили в трубку.

— Жиров, это я, Татьяна Мельникова.

— О, Таня, здравствуйте. Здравия желаю, товарищ Мельникова!

— Да ладно вам. Жиров. Между прочим, звоню по делу.

— Тэ-экс, слушаю вас, товарищ Мельникова! — И сам же весело рассмеялся, так ему было хорошо, что позвонила Татьяна, что он называет ее «товарищ Мельникова» и что вообще он сейчас разговаривает с ней.

— Так вот, Жиров, я написала заявление. Разговаривала с начальником цеха.

— Тэ-экс, и каков результат, товарищ Мельникова?

Татьяна улыбнулась: было что-то в самом деле забавное в Жирове, в его манере разговаривать, в этих его «тэ-экс» и «товарищ Мельникова».

— Результат положительный, Жиров. С Петром Иванычем, начальником цеха, ходили к директору фабрики, Трофимчику. Тот, конечно, немного обижен на меня, все еще не может забыть, что ушла из секретарш. Но спросил: в милицию? пацанов воспитывать? сама, по собственному желанию? Ну, это ладно, туда отпустить можно.

— Примите лейтенантские поздравления, рядовой Мельникова.

— Чего-чего?

— А вы что, товарищ Мельникова, работу в милиции рассчитываете с генералов начать? Нет, как все: сначала рядовой, потом сержант, а там, глядишь, и лейтенант… Инспекция по делам несовершеннолетних — это, рядовой Мельникова, дело серьезное. Ответственное…

— Да ладно пугать-то! А то могу и передумать…

— Тэ-экс, товарищ Мельникова, первые трудности — и вы сразу в кусты?

— В общем, так,