Под прицелом - Александр Афанасьев

И тут она увидела его – он прорывался из толпы, был уже на самом ее краю. И бежал он в сторону Пикадилли Аркейд.

Агент Эрнандес поняла, что день безнадежно испорчен. И костюм, довольно дорогой, который она имела глупость надеть сегодня в первый раз, – тоже безнадежно испорчен. И не факт, что ей вообще удастся выбраться из этой толпы живой – запросто могут затоптать даже с ее навыками.

Набрав в легкие воздуха, как перед прыжком в бассейн, Марианна решительно бросилась вперед…

На ходу я раздобыл пистолет. Как – да очень просто. Элементарно, Ватсон…

Ахиллесова пята охраны любой важной персоны – оружие. Оружие, имеющееся у этой охраны. Скажу больше – пока президент распинался на трибуне – я мог убить его миллион раз. Потому что стоял в первых рядах, а совсем рядом со мной был агент из взвода по работе с толпой. Вооруженный агент. Для того, чтобы убить его, мне потребовалась бы примерно секунда, еще секунда на то, чтобы извлечь его пистолет и сделать выстрелы по трибуне и по выступающему на ней человеку. Просто понять не могу, зачем агенту из взвода по работе с толпой оружие, ведь ему часто приходится протискиваться сквозь такую плотную толпу, что он даже может не заметить, как этого оружия лишится. Не верите? А как в толпе работают карманники? Правильно, создают давку и шуруют. А тут давку и создавать не надо, там, где выступает глава государства, там всегда давка. Только в такой вот давке можно лишиться не кошелька…

А пистолет я раздобыл просто – обезумевшая толпа, верней, ее часть, с криками ринулась на полицейских из внешнего оцепления, стоящих на полностью перекрытом отрезке Бридж Грин. Это ерунда, кстати, что британские бобби ходят без оружия – на такие мероприятия оружие выдают всем. Вот и сейчас – пробегая мимо полицейского, я стал обладателем компактного «уэбли», пистолета поганого, но хоть какого-то. Состояние «есть какое-то оружие» всегда лучше состояния «нет никакого оружия».

В первых рядах толпы я выскочил к воротам, бросился в сторону Парк-Лейн. Кто-то неуклюже попытался меня остановить, я ударил его в солнечное сплетение и пробежал дальше…

– Держи! – заорали сзади.

Надеюсь, не меня. А если и меня – то хрен вам…

Он так и не выстрелил…

Он совершил ошибку. Первую ошибку в своей карьере и ошибку непростительную. Смертельную ошибку…

Все было давно просчитано. И готовилось все – тоже давно. Номер, в котором он засел, был снят на корпорацию, имеющую и счет, и офис с телефоном, и даже какая-то деятельность велась – и все это было фикцией. Абсолютной фикцией, театральной ширмой. Декорациями.

Амбразуру он готовил целый месяц. В первую очередь, он подменил работавшего в Парк-Лейн носильщика. Настоящего носильщика, телосложением и внешностью похожего на него, так никогда и не найдут. А ему эта должность была критически важна.

Носильщик – незаметная и ничем не примечательная личность. И самое главное – носильщик может свободно перемещаться по всему отелю, носить любого размера вещи – и никто не подумает его спросить, что он несет, куда и зачем?

Конечно, перед приездом президента по всем окрестным заведениям и домам прошлась полиция – работы было столько, что ее делали не агенты Секретной службы, не имеющие права задавать вопросы в Великобритании, – а именно полиция. Но полицейские ничего не нашли. И сотрудники Секретной службы, замени они полицейских, тоже ничего не нашли бы. Подозрение вызывает кто? Тот, кто устроился на работу в последнее время. Но не какой-то неприметный носильщик, работающий уже восемь с лишним лет…

По ночам, когда работы почти не было, он уделял время тому, что скреб стену. Использовал только ручной инструмент, никаких дрелей и перфораторов. Соблюдал тишину. Грязь выносил в чемодане и выбрасывал в мусорку. Все были довольны – ночные смены считались сущим проклятьем, и наличие безропотного носильщика, никогда от них не отказывающегося, было для группы обслуживания гостей Парк-Лейна сущим подарком.

Когда в одну прекрасную ночь он пробурил стену и добрался до улицы – недостающий кусок стены он заменил специально подобранным по размеру, цвету и фактуре куском пенопласта. На следующую ночь, спустившись по стене с крыши при помощи троса, он залепил серой замазкой трещины, придав стене первозданный вид. Это было самым опасным моментом в операции, его запросто могли засечь – но не засекли.

С внутренней стороны он прикрыл амбразуру массивным шкафом…

За день до выступления президента он принес винтовку. Замаскировал ее в номере, разобранную по частям.

За тем, что происходит в Гайд-парке, он следил по компактному телевизору – из парка велась прямая трансляция. Когда пришло время, он собрал винтовку, отодвинул шкаф, потом взялся за ручку, приделанную к пенопластовому блоку для удобства, и достал этот блок. На выстрел у него было всего несколько секунд, медлить не следовало. Расстояние – детское, на таком он попадал в десятицентовую монету.

Перекрестье прицела прошлось по толпе, поползло вверх…

– Представьтесь!

– Старший лейтенант флота Александр Воронцов!

Русский был здесь, в числе журналистов. Невидимая связь протянулась между этими двумя людьми – с истекающих кровью улиц Бейрута до роскошного центра самонадеянного и величественного Лондона. Он увидел русского и замешкался на пару секунд.

И русский тоже увидел его…

Перекрестье прицела замерло на голове президента, мозг дал команду пальцу, но за те доли секунды, что отделяли приказ от его исполнения, ситуация кардинально изменилась. Президент пропал из прицела, а на его месте вдруг оказалась бессмысленно барахтающаяся серая масса…

Выстрел, свой золотой выстрел, он так и не сделал…

Машина, тормозя, все-таки ударила меня по ногам, не чувствуя боли, я перевернулся, едва увернувшись от другой машины. Автомобильный поток на Парк-Лейн смешался, беспорядочно сигналя, с визгом тормозя и стукаясь друг о друга с глухим жестяным звуком…

Да пошли вы все…

– Вот он!

Это уже точно по моему адресу. Надо быстрее…

Как он будет уходить? Здесь? Через Харрингтон-стрит? Еще как-то?

Выругавшись по-русски, я бросился на Харрингтон, прижимаясь к отелю, чтобы не попасть под огонь снайперов Секретной службы, – основное их гнездо было как раз на доминирующем над местностью лондонском «Хилтоне». По пути сбил с ног еще кого-то, паника достигла уже и отеля – а народа перед отелем всегда бывает много, тем более, если рядом выступает президент. Кто-то метался, как сумасшедший, кто-то ломился в отель, кто-то из него, кто-то лежал на тротуаре, – мне все это было на руку. В меня не стреляли, не видели оружия и не стреляли. Хотели брать живым…

– Стой, стрелять буду!

А вот это уже серьезно. Но поздно…

Когда я выскочил на Харрингтон, сердце, казалось, стучало не в груди, в а горле. Пот заливал глаза…