Дальгрен - Сэмюэл Дилэни

Он поднял взгляд к ослепительному зрелищу, сощурился и подумал еще: проблема с галлюцинаторными красными глазами, даже с гигантским красным глазом, восстающим в небесах…

Мысль обрушила на него громаду чудовищного утешения: не может такого быть. Он бросил щелкать ручкой. На миг захотелось рассмеяться.

Галлюцинация?

Он вперил взгляд в свет, попытался распахнуть глаза до предела; они заныли и воспротивились.

Он хотел что-то написать?

Это даже не галлюцинация. Я, вероятно, лежу где-нибудь в постели, глаза у меня закрыты… это называется греза?

По стенам заплясали докучливые послеобразы.

Он отвернулся прочь, во тьму… грезя?

Щека на одеяле. Одну руку свело под боком. Внутри звон, будто он долго хохотал. Он лежал, тщась припомнить, что сейчас произошло, и грыз пальцы, пока не почувствовал вкус крови. И продолжал грызть.

Ланья заворочалась и протяжно, сонно застонала.

Шкет вынул руку изо рта, согнул пальцы, вжал их в ладонь.

– Эй, – сказал он. – Спишь?..

Ланья потянулась.

– Более или менее… – Опустила подбородок и поглядела на белокурую голову между их бедрами. – Как его зовут?

Шкет рассмеялся.

Рука Денни разжалась у него на ляжке. Белокурая голова поднялась:

– …чё?

– Как тебя зовут? – Она оттолкнула шнуры его волос.

Веки Денни сомкнулись. Он вздохнул, не ответил и снова лег.

На сей раз Шкет сдержал смех.

Ланья покачала головой; ее рука легла Шкету на лоб, отпихнула волосы, жестче, чем у Денни.

– Как он тебе? – прошептал Шкет откуда-то из глубин груди.

– Мммм?

– Я вас слышал, когда уже почти заснул. – Он ладонью обхватил ее щеку, и она повернулась губами пощупать мякоть под его большим пальцем. – Как он справился?

Она повернулась обратно. На лице ее перемешались улыбка и гримаса.

– А который из вас вот так вот… – Она засмеялась, когда он потряс ее за ухо. – Очень милый и очень резвый. – Снова глянула вниз. – Как бы это… вверх-вниз, да? И чувство юмора ничего себе.

– Можно это и так назвать.

Она опять вскинула глаза; даже в сумраке их зелень между его пальцами засияла.

– Ужасно, ужасно милый; в основном.

– А ты как?

– Ммммм. – Она закрыла глаза и улыбнулась.

– Знаешь, что он утром сделал?

– Что?

– Затащил меня сюда и сказал, что у меня отсосет, а потом привел эту девчонку.

Она открыла глаза.

– А, вот как все получилось. – Он почувствовал, как у нее задрались брови. – Ну, как вы нам, так и мы вам – нормально, пожалуй.

– Мне расклад по кайфу…

– Это я заметила. Ты тоже милый.

– …но она как-то чудила. Мне не понравилось – ну, с ней.

– Я догадалась. И вдобавок он же маленький. Или у него тоже личико младенческое?

– Ему пятнадцать. А ей семнадцать. Кажется.

Ланья вздохнула:

– Тогда, видимо, надо подождать, пока они дорастут до собственных перверсий. И кстати, ты-то как?

– Хорошо, – ухмыльнулся Шкет. – Весьма хорошо.

И, смеясь, она сунулась к нему лицом.

По его животу заскребли руки; Денни закряхтел.

В солнечное сплетенье Шкету заехал локоть. И коленка в коленку.

– Эй, осторожней, – сказала Ланья.

– Извините, – сказал Денни и рухнул на них.

Запах его дыхания – сосновый – смешался с дыханием Ланьи, напоминавшим Шкету папоротники.

– У-уф, – сказала Ланья. – Скажи мне уже наконец, пожалуйста, как тебя зовут.

– Денни, – громко сказал Денни Шкету в ухо. – А тебя?

– Ланья Колсон.

– Ты баба Шкета, да?

– Когда он помнит, кто я такая. – Ее пальцы сжались на Шкетовом запястье.

Шкет одной рукой гладил Денни по загривку, другой держал за руку Ланью. Снова почувствовал, какая меловая у Денни кожа. А у Ланьи теплая.

– Тебе нравится?

Ланья засмеялась и потянулась Денни за спину.

– Тут, где я живу. – Денни вдруг подался назад. – Нравится?

Они смотрели, как он присел на одеялах. Шкетову ляжку сбоку грело Ланьино бедро. А сверху, где лежал Денни, бедру стало холодно.

– Не встанешь во весь рост, – ответила Ланья. – Зато сидеть и думать, наверно, хорошо.

– Я тут помногу торчу, – сказал Денни. – Тут не бывает жарко. А иногда не поднимаюсь сюда по два-три дня. – Он сел на пятки и подтянул к себе на колени пластиковый конверт. – Нравится?

– Это что? – спросила Ланья и наклонилась посмотреть.

– Рубашка, – сказал Денни. – Очень красивая.

Шкет тоже посмотрел.

Под пластиковой оберткой поверх зеленого атласа спутались золотые шнуры; на вельветиновой кокетке бахрома. На вельветиновых рукавах – позолота и зеленые стеклянные звенья.

– В универмаге нашел. – Денни потянулся назад. – И вот это.

Затейливое серебристое шитье на черном.

– Эти две мне понравились, – объяснил Денни. – Только здесь такое не наденешь. Может, если я еще куда пойду… – И он стрельнул глазами в них обоих.

Шкет почесал волосню между ног и чуточку отодвинулся.

Ланья склонилась ближе:

– Правда красиво!

– А эта из чего? – спросил Шкет.

Ланья ладонью нажала на пластиковый конверт:

– Это креп.

– И у меня вот что есть. – Денни сдвинул рубашки за спину. – Во, смотрите.

Крышка пластмассовой коробки отщелкнулась, и внутри подпрыгнули кубики.

– Это игра, – объяснил Денни. – Из другого магазина. Мне сложно, я в нее не играю, и тут не с кем. Но мне цвета понравились.

Ланья взяла зеленый кубик. На гранях выгравировано по золотой букве: п, р, с, т, о, и…

Денни моргнул и подставил коробку, чтоб Ланья положила фишку на место.

Ланья долго вертела ее в пальцах, пока Шкет не заерзал, заметив сдержанное нетерпение Денни.

– Положи назад, – тихонько сказал Шкет.

Она поспешно положила.

– И вот. – Денни выволок большую книгу в мягкой обложке. – Только надо внимательно смотреть. Очень странные картинки…

– Эшер![33] – вскричала Ланья. – Еще какие странные.