Черный человек - Ричард Морган

– Ясно. – Марсалис посмотрел на свои руки, Севджи увидела, что они слегка дрожат, и от этого зрелища в животе у нее что-то сжалось. Она снова подняла взгляд, усмехнулась. – Ты все равно неплохо выбрала время. Как, черт возьми, тебя вообще сюда занесло?

– Я приехала и увидела, как ты вышел из отеля. – Она кивнула в сторону тел на полу. – Заметила, как «капля» с этими ребятами увязалась за твоим такси. Несколько секунд ловила такси сама. Подъехала сюда, увидела, что они торчат перед баром и чего-то ждут. Я не знала, что за херня происходит, что ты делаешь в этом районе, с тобой они или нет. Позвонила, только когда услышала выстрелы, а потом вошла. Кстати, ты мне напомнил, я как раз собиралась спросить, ты-то какого рожна тут делал?

Он посмотрел мимо нее, в угол бара:

– Просто искал, где подраться.

– Да ну? Похоже, ты удачно зашел.

Он ничего не сказал.

– Так кто это был?

– Не знаю.

– Ты как-то его назвал. – В ней внезапно пробудилась полицейская сметка и наблюдательность. – Когда он за пушкой тянулся. Я слышала. Он-что-то-там.

– Да, Онбекенд. Это его фамилия. Он так представился, а потом попытался меня убить. – Марсалис нахмурился – Он тринадцатый.

– Это он тебе сказал?

– Это всплыло в разговоре, так что да.

Она снова почувствовала озноб:

– Вот так совпадение.

– Это не совпадение. И кстати, что заставило тебя искать меня в отеле?

– Ах да, вот. – Севджи кивнула; мысль о том, что она оказалась права, согрела ее и вылилась в легкую улыбку. – Пришла рассказать тебе, что полиция Нью-Йорка выследила и взяла третьего роллера. Он сказал, что целью их команды с самого начала был Ортис. Не ты.

Марсалис моргнул:

– Ортис?

– Да. Похоже, мы с тобой просто попали под перекрестный огонь. И выходит, Нортон чист, согласен? Если отбросить паранойю, конечно.

– Ты в этом уверена? В смысле в Нью-Йорке проверили…

– Марсалис, да хватит, блин, уже! – Кажется, усталость нарастала, а может, просто идея с виски была неудачной. Как бы то ни было, глаза начали болеть. – Лучше бы тебе подумать об извинениях, если ты вообще знаешь, как люди извиняются. Ты, на хрен, был неправ. Конец истории, на хрен.

– Не злорадствуй, Эртекин. Ты же помнишь, это непривлекательно.

Эти слова заставили ее рассмеяться, несмотря даже на внезапно придавившее утомление. Вдалеке завыли приближающиеся полицейские сирены.

– А я не пытаюсь затащить тебя в койку.

– Нет, пытаешься.

Она фыркнула:

– Нет, ни хера не пытаюсь.

– Пытаешься.

– Ни хера не пытаюсь, а ты…

Она сильно закашлялась, захваченная врасплох внезапно тяжелым приступом. Мотнула головой и обнаружила, что глаза неожиданно заслезились. Услышала, как Марсалис тоже фыркнул:

– Ну, может, и не пытаешься. Я бы не хотел…

Новая волна озноба, еще более сильная, охватила ее. А голова после приступа кашля почему-то разболелась. Она нахмурилась, прижала руку к виску.

– Севджи?

Она подняла глаза и озадаченно улыбнулась Марсалису. Озноб никуда не делся, от него было никак не избавиться. Сирены выли теперь громче, и казалось, что их звук раздавался прямо в голове, впиваясь в мозг.

– Я не очень хорошо себя чувствую.

От потрясения его лицо стало похоже на маску.

– Из чего он в тебя стрелял, Севджи?

– Яне…

– Ты видела пистолет, из которого он тебя ранил? – Он обошел барную стойку, оказавшись рядом с ней, пока она сонно трясла головой.

– Нет. Он уехал. Я же сказала.

Он повернул ее к себе, взял лицо в ладони. Его голос был напряженным, настойчивым:

– Послушай меня Севджи. Ты не должна спать. Скоро ты почувствуешь жуткую усталость…

– Скорой – Она хихикнула. – Блин, Марсалис, да я могла бы месяц проспать прямо на этом чертовом полу.

– Нет, не спи. – Он потряс ее голову. – Слушай, они уже едут и скоро будут тут. Они отвезут тебя в больницу. Ты только, не подведи меня.

– Да что ты такое говоришь? Я не собираюсь… – Она замолчала, потому что сквозь пелену помутившегося сознания вдруг отметила, что в его глазах тоже стоят слезы. Она нахмурилась и почувствовала, что кожа лица какая-то горячая, и толстая, и жесткая, и выражение лица натягивается на череп так же тяжело, как неразношенная перчатка на руку. Это так позабавило ее, что она издала какой-то слабый изумленный звук. – Эй, Марсалис, – заплетающимся языком пробормотала она, стараясь не глотать звуки, – в чем дело? Тебе так же дурно, как мне?

Полицейские медики положили ее на носилки и загрузили в вертолет. Она не совсем поняла, как именно это произошло; только что Марсалис нянчился с ней в задрипанном баре среди валяющихся на полу трупов, и вот они уже под открытым небом, на холодке, и Севджи смотрит в усыпанное звездами небо. Перед глазами будто мелькала какая-то завеса, сознание исчезало, появлялось, вновь исчезало. Вытянув шею, она попыталась понять, что творится вокруг, но все сливалось в мешанину криков, огней и деловито суетящихся фигур. Зашумели пропеллеры вертолета, внося свою лепту в головную боль, хотя голова и так уже раскалывалась.

– Севджи?

Ага, Марсалис. Вот и он.

– Все в порядке, сэр. Мы извлечем пулю.

– Скажите там, что это пуля от «Хаага». – Севджи не могла понять, почему он так кричит. Хотя, может, он просто перекрикивал шум вертолета. Казалось, что все идет как-то неправильно. Вероятно, это из-за кровопотери, подумала она. – Скажите, что ее нужно немедленно накачать самыми мощными антивирусными препаратами, какие только есть.

– Сэр, нам это известно. Мы уже сообщили в больницу.

Она щурилась от яркого света бортовых огней вертолета. Смотреть было больно, к тому же разглядеть ей все равно удалось только массивную фигуру Марсалиса. Тот тряс за плечи одного из парамедиков.

– Не дайте, мать вашу, ей умереть, – кричал он. – Я убью тебя и всех, кто за это отвечает, если вы дадите ей умереть!

Какая-то возня. Вертолет вздрогнул, поднялся в воздух и полетел прочь. Усыпанные городскими огнями холмы вздымались и опускались, горизонт кренился. Как будто ее и без того мало мутит.

Ей казалось, что все это длится вечно. Не только нынешнее дерьмо, а все дело «Гордости Хоркана». Все эти заморочки с Марсалисом и ее неудачные попытки как-то с ними разобраться. Повторяющиеся звонки отцу, натянутые вежливые разговоры, барьер, который она не может пробить. Воспоминания об Итане, битва за опеку над тем, кто станет или не станет Муратом, и его реимплантацию, бесконечная череда юристов, ожидание в их долбаных приемных. Попытки сохранить веру, вернуться в мечеть, понять то, что переполняет поэзию Рабиа, и труды Назли Валипура, и добрую улыбчивую терпеливость Мелтен. Желание обрести причину, чтобы держаться, чтобы длить все это, причину, которая не лежит на дне бутылки или в блистере с таблетками.