Королевство Хатуту - Дмитрий Романовский

– Переводите все.

И Фейгин стал объяснять:

– Это ее старшая сестра. Из дома она выходит только летом.

Вторая старуха сказала:

– Здравствуйте.

Французы, даже Поль, знали русские слова приветствия и с кривыми улыбками ответили на приветствие. Вторая старуха стала молча разглядывать французов. В дверь постучали. Первая старуха открыла дверь и впустила женщину в облезлом плюшевом пальто с холщевой сумкой. Женщина поздоровалась, пораженно глядя на пришельцев, стала что-то говорить первой старухе. Фейгин пояснил, что женщина просит молока. Женщина вынула из сумки облупленный эмалированный бидон, и старуха налила в него молока. Женщина положила на стол деньги и попрощавшись вышла. Фейгин заговорил со старухой, и когда Поль снова напомнил: «Переводите!» – стал объяснять, что эта женщина приходит сюда из Луги покупать молоко. Это означало, что в Луге в магазине молоко не продается. В Луге есть крестьянский рынок, но там молоко вдвое дороже. Старуха замолчала, переводя дыхание. И тогда вторая старуха с древесным лицом торжественно что-то сказала хриплым голосом, и Фейгин дословно перевел:

– Кулачки мы.

Поль не понял. Мадам Туанасье впервые за время поездки в Лугу посмотрела ему в глаза и ровным голосом объяснила:

– Кулаками в тридцатые годы называли богатых крестьян, не пожелавших вступить в колхозы. Их насильно высылали в Сибирь или расстреливали, а их имущество и дома отдавали колхозам. Это называлось «раскулачивать». Эти женщины уцелели, вероятно, потому, что в их семье не было мужчин. Одиноких женщин не подвергали раскулачиванию.

– Иногда подвергали, – поправил вдруг Фейгин, ни на кого не глядя.

В наступившей тишине вторая старуха повторила торжественным тоном:

– Кулачки мы.

Без стука в дверь вошел низкорослый мужчина с вязанкой дров. Когда он удивленно уставился на гостей, стало видно, что он настолько молод, что у него еще не растет борода. Юноша был одет как и другие советские люди: старый залатанный ватник, старая шапка-ушанка с наполовину оторванным ухом, старые стоптанные сапоги, из которых торчали края мятой газеты, заменявашей носки. Старуха начала говорить, а Фейгин переводил:

– Это внук их старшей сестры, которая умерла во время войны. А родители его погибли на войне.

Старуха заговорила с юношей, очевидно, объясняя, кто такие пришельцы. Поль расслышал уже закомые ему слова «Красный бор». Остальное было невразумительно, но в общем понятно: какие-то иностранцы, говорящие на непонятном языке, идут пешком в колхоз «Красный бор». Тут юноша повернулся к французам и сказал:

– Здравствуйте. Гутэн морген.

Когда ему ответили на приветствие, он улыбнулся, спросил:

– Спацирэн?

Фейгин ему что-то ответил, и только после этого юноша положил вязанку дров на пол у печки. Он что-то сказал старухе, та что-то спросила, и между ними началась перебранка.

– Переводите, – вполголоса, но строго сказал Поль, и Фейгин безропотно стал переводить:

– Юноша спросил, где его новый ватник. Бабушка спросила: зачем. Юноша сказал, что в клубе будет кино. Бабушка возразила: завтра юноше надо вставать в пять часов утра, чтобы занять очередь в магазин. С утра в магазин привезут сахар.

Поль попросил Фейгина:

– Спросите его, работает ли он где-нибудь.

Фейгин спросил и перевел ответ. Юноша работал в колхозе на молочном сепараторе. Теперь не работает. Ждет, когда на следующий год его заберут в армию. Старуха вдруг стала слезливо громко причитать. Вторая старуха стала ей вторить. Фейгин перевел: они горюют, что внук их бросит. Поль спросил:

– Сколько лет надо служить в армии?

– Три года, – ответил Фейгин. – Только после армии он сюда не вернется. Отслужившим солдатам после армии разрешают поехать в любое по выбору место. Этот юноша, конечно же, поедет в Ленинград, или Москву, поступит на завод, там ему дадут место в общежитии, а потом он получит прописку.

– Если так будут поступать все юноши, – сказал в недоумении Поль, – то в сельской местности не останется мужчин. Так?

– Некоторые возвращаются домой, – вяло ответил Фейгин. – Некоторые юноши женятся до армии и возвращаются к женам, некоторые привязаны к родителям. Кажется, носки наши и ботинки просохли. – И уже с нескрываемой тоской Фейгин сказал: – Пойдем дальше, в «Красный бор».

Полю не нужен был больше колхоз «Красный бор» и, тем более, какие-то партизаны. То, что нужно было ему увидеть, он уже увидел. И когда они обулись, Поль предложил:

– Лучше пойдем обратно на поезд.

Никто не возразил, а Фейгин даже не обрадовался. Вероятно, он простудился и все время сморкался в платок. Когда они стали прощаться, вторая старуха торжественно повторила:

– Кулачки мы.

И Поль запомнил эти два русских слова. Юноша на прощание сказал французам:

– Ауфидерзейн.

Вероятно, во время оккупации все лужане усвоили некоторые немецкие выражения, и этот юноша считал хорошим тоном обращаться к иностранцам на немецком языке. Когда они выходили из дома, один из охранников, который постарше, вдруг раздраженно заговорил.

– Переводите, – тут же напомнил Фейгину Поль, и Фейгин безропотно стал переводить слова охранника, говорящего:

– Не верю я в этих партизан. Лужане – шкуры. При немцах им здесь хорошо жилось. Я слыхал, Лугу взяли два фашистских мотоциклиста. Немецкие связные. Заблудились на местных дорогах и случайно заехали в Лугу. Наши, блядь, при виде двух немцев бежали без оглядки. А настоящие немецкие подразделения пришли только на другой день. И никаких боев здесь не было. А когда пришли наши, лужане не очень то и обрадовались. Шкуры. Надо было еще тогда их перестрелять к ебени матери.

– Что такое «наши»? – спросил Поль.

– «Наши солдаты», «наши люди», – объяснил Фейгин.

Конечно, Фейгину этого текста нельзя было переводить. Это было явное нарушение инструкций Смольного. Но Фейгин был в таком состоянии, что ему было не до инструкций.

Поль первым вышел из калитки в заборе на снежную дорогу. Шагах в тридцати от дома стояла разрозненная толпа людей. Это были те же любопытные лужане, которые сопровождали французов по дороге. Оказывается, эти люди стояли здесь на морозе, пока французы сушили свою обувь в доме двух старух-кулачек. Поль направился по протоптанной дороге к этой толпе, поскольку других путей обратно в Лугу не было. За ним следовал товарищ Фейгин, затем мадам Туанасье, мсье Луни и два охранника. И тут Поль увидел двух милиционеров, идущих ему навстречу. Фейгин быстро опередил Поля, пошел навстречу милиционерам. Когда они приблизились, старший из милиционеров козырнул и что-то сказал. Фейгин что-то ответил, достал из внутреннего кармана пальто удостоверение, подал милиционеру. Оба милиционера стали изучать удостоверение, а Фейгин продолжал что-то говорить. Затем старший милиционер положил удостоверение Фейгина себе в карман. Два охранника подошли к милиционерам, стали что-то сердито говорить. Один из охранников вынул свое удостоверение, показал милиционерам. Старший милиционер протянул руку, но охранник не дал удостоверения. Фейгин что-то сказал охранникам нарочито ровным голосом, и охранник протянул свое удостоверение милиционеру. Оба милиционера принялись изучать удостоверение охранника. Затем старший милиционер положил удостоверение охранника тоже себе в карман. Оба охранника что-то сердито закричали, но Фейгин ровным строгим голосом оборвал их, обратился к французам: