Тарра. Граница бури. Летопись вторая - Вера Камша

— Означает ли это, что Илана готова сдаться?

— Она будет говорить с господарем Эланда и после этого решит, но мы уйдем, только зная, что штурма не будет. Твоей клятве поверит и госпожа Илана, и я. О тех, кто в замке. Многие из них недостойны видеть небо и землю, но они есть, и у них есть наше слово. Оставляя их, мы должны знать, что их судьбу решит только господарь Рене, а не геланские люди с веревками и ножами. Мы должны предъявить доказательство, достаточное для их спокойствия. Заяц, чующий свою смерть, может стать опаснее сытого волка. Потому я и те, кто любит меня, останутся, чтобы охранять госпожу от тех, кто зовет себя ее подданными, но может вонзить ей нож в спину. Нас будет не более сотни, и мы не представляем угрозы. Остальные уйдут, как только ты дашь достойное доказательство вашей искренности.

— Я… — Девичий голос прервал разговор столь неожиданно, что Уррик и Рамиэрль вздрогнули. Криза умоляющими глазами смотрела на обоих. — Я… я пойти в замок и остаться. Меня все знать. Если я ходить в замок, они должны верить? Так ведь?

— Мне это не нравится, волчонок! Мысль о заложниках неплоха, но ты… Женщина не должна рисковать. Мы найдем других…

— Нет. — Черные глаза подозрительно заблестели. Рамиэрль внимательно посмотрел на девушку и… все понял. Юная орка — сильная, смелая, веселая — ничем не походила на бедняжку Мариту, но этот взгляд, взгляд, которым девушки смотрят на пленившего их воображение рыцаря… Уррик оставался в замке, и Криза хотела быть рядом с ним. Сердце сжало незнакомой доселе болью, но эльф безмятежно улыбнулся. — Что ж, Криза, если ты решила твердо и твой брат скажет «да»…

— Он скажет! — радостно крикнула девушка. На этот раз по-орочьи.

— Уррик, — теперь Роман обращался к гоблину, — Криза мне больше чем сестра, тем более что моя сестра — женщина недостойная и злая. Эта девушка стоит сотни принцесс. Обещай мне, что защитишь ее.

— Клянусь! Ее жизнь — это и моя жизнь. Залог драгоценен, и я его сохраню.

1

Михай не собирался с ходу штурмовать Кантиску, это было глупо и недальновидно. Сперва не привыкших, чему бы они ни учили других, к умерщвлению плоти клириков следовало измотать блокадой и напугать. Затем, ближе к месяцу Собаки, предъявить ультиматум повкуснее, дав две-три недели на обдумывание. Если нынешние кантисские главари окажутся столь упрямы, чтобы отказать, и столь умны, чтобы не позволить прикончить себя своим же, придется начать обстрел. Когда измотанные пушечным огнем и подкопами защитники не смогут за ночь починить разрушенное днем и в стенах образуются бреши, кое-как заваленные бревнами и битым камнем, он предъявит еще один ультиматум. Окончательный, после которого придется пойти на штурм. Двух или трех приступов хватит, Канн не Адена, Кантиска — не Гверганда, а засевшие в Святом граде кардинал Иоахиммиус и какой-то барон — не Феликс с Арроем. Михай не сомневался, что к осени город будет взят и можно будет принять корону из рук нового Архипастыря.

Арцийский казус, отличающий империю от прочих государств Благодатных земель, играл Годою на руку. Со времени Анхеля Светлого арцийские императоры короновались не только в Светлый Рассвет, но и в день великомученика Эрасти, приходящийся на пятнадцатый день месяца Зеркала. Времени хватало, и Годой действовал наверняка, без спешки.

Все шло отменно, пока на голову не свалились прорвавшиеся через Горду союзники, пожелавшие принять непосредственное участие в осаде. Правда, им хватало ума выдавать себя за таянских клириков, но сути это не меняло. Оставивший Варху ради Кантиски господин Шаддур требовал решительных действий. Ублюдку все равно, что скажут о регенте подданные, он вообще не видит ничего, кроме своего дохлого бога и каких-то начавших исполняться условий.

Что это за условия, ройгианец не говорил, а Годой не слишком расспрашивал. Он верил в свою дочь и в Арроя, на стойкости которых и строил расчеты. Геро не для того пробилась к вершинам могущества, чтобы отдать это могущество младенцу, а эландец не пустит Марциала за Адену. Пока Эланд держится, Эстель Оскора недоступна. Союзники могут только просить, уговаривать, настаивать, но не приказывать.

Всех их Чаш насилу хватило, чтобы покончить с Всадниками Горды, а взломать Явеллу, хранимую живой водой, они смогут, разве что высосав всю Таяну и пол-Арции, но этого им никто не позволит. Михай не собирался сидеть на развалинах, любуясь божественными рогами. Он намеревался жить и править долго, успешно и приятно, а уходя, оставить наследникам великую империю и добрую память.

Воль Великий погиб в битве. Анхеля Светлого прикончил в его собственном кабинете Проклятый. Самого Проклятого обманула святая Циала, получившая власть над Церковью и долгую беспорочную жизнь. Годоя не устраивала ни одна из великих судеб. Пусть смерть Воля была случайностью, смерть Анхеля, заточение Проклятого и жизнь Циалы — ошибки, и повторять их тарскиец не желает. Он не подставит спину, не потеряет голову от любви и не ударится в благочестие.

Михай Годой четко представлял ближайшее будущее. Два, а лучше три года, чтобы укрепиться в Арции. Стать из варвара и узурпатора тарскийцем и регентом уже неплохо, но его должны называть арцийцем и императором. Не во дворце, а в кабаках, и не по праву рождения, а по праву силы и щедрости. Добиться этого не столь уж сложно, особенно после Базилека. Нужно время, золото и Церковь. И не нужны союзники с их Жнецами и Охотниками.

Годой рассчитывал, что влекомые Темной звездой ройгианцы станут раз за разом кидаться на Явеллу, но Шаддур понимал не только в магии и требовал ворваться в Эланд вдоль берега. Регент, не желая преждевременной ссоры, отправил Марциалу приказ. Составленный таким образом, что вице-маршал поймет: от него требуется не быстрая победа, а длительная осада.

Придет время, и император Арции обменяет ставшую ненужной Таяну и голову господина Шаддура на перемирие, возобновленную торговлю и Эстель Оскору. Они договорятся, но не раньше, чем дочь поймет, что отец видит в ней союзницу, а Аррой убедится, что император хочет не войны, а признания своих прав и что былое… непонимание можно отбросить. Они оба владеют магией. Они оба первые. Если драться за право стать единственным, от Благодатных земель мало что останется. Следовательно, большая война не нужна никому. И ройгианцы не нужны.

— Монсигнор. — Этот аюдант был из южан и собирался стать графом. Регент ему верил. — К вам человек из Кантиски.

— Пусть войдет.

— Разрешите мне… присутствовать при начале разговора.

— Мой друг, когда я вызову в Мунт мою супругу, я назначу вас капитаном ее личной охраны, но я мужчина и смогу защитить себя сам. И я не жду предательства из Святого града.

— Монсигнор!

— Идите.

Все верно. Прежде чем продавать хоть Архипастыря, хоть быка, следует оговорить цену. Регент пригладил бороду и передвинул на видное место Книгу Книг, но раскрывать не стал, это было бы слишком.