Собрание сочинений в десяти томах. Том 2 - Юзеф Игнаций Крашевский

Она взглянула на лицо бедной сироты и в изумлении отступила назад… Поля побледнела, как смерть, и вся дрожала… глаза ее были полны слез.

— Что с тобою?

— Ничего… видно, счастье производит на меня внешнее действие, — произнесла сирота с горечью и бросилась на шею своей подруге…

Несмотря на такое равнодушие, Юлиан задрожал, как лист, когда сестра сказала ему о предложении Юстина: смертельная бледность покрыла лицо его, зубы сжались, и страдание так резко выразилось во всей его наружности, что Анна только теперь заметила истину, догадалась и поняла то, чего прежде и не подозревала.

— Что с тобой, милый Юлиан? — спросила она в изумлении. — Неужели ты не радуешься счастью Поли?

— Я? Напротив, радуюсь… но меня всегда ужасно волнует, если человека постигает какое-нибудь счастье.

— Но тут есть все условия для счастья, — весело перебила Анна. — Равенство положений, сходство мыслей, взаимная склонность сердец… притом же, дядя Атаназий обеспечивает их будущность… чего же больше желать им?

— Правда твоя, милая сестра!.. Они будут счастливы, и я от всего сердца желаю им этого, — отвечал Юлиан, быстро уходя из комнаты. — Поговори об этом с президентом.

Удивленная Анна возвратилась на свою половину, а Юлиан пожелал скрыться от человеческих взоров и заперся в своей комнате. Человек никогда живее не ценит сокровища, как в минуту потери его: теперь в Юлиане вдруг воскресали и подавленная любовь, и чувство долга, и мучение, и невыразимая тоска. Он ходил, как помешанный, ломал руки и упрекал себя за то, что не имел силы воли сомнительному будущему предпочесть настоящее, несомненное счастье. Он размышлял, колебался и в порывах нетерпеливости то хотел бежать к Поле, схватить ее и убежать из Карлина, то покушался убить неблагодарную или, по крайней мере, насмеяться над ней, чтобы излить всю горечь сердца.

Видя, в каком состоянии Юлиан вышел из залы, Алексей сейчас же отправился за ним и сказал:

— Я знаю все! У тебя не достало сил и смелости бороться за собственное счастье и поссориться со светом. Теперь старайся хладнокровно и мужественно перенести необходимые страдания… Не избегай их, стой твердо.

— Ты прекрасный советник, — сердито воскликнул Юлиан, — потому что сам холоден как гранит и построил свою жизнь так, что она всегда идет регулярно, точно английские часы… Пожалуйста, оставь свои наставления и забудь обо мне.

В эту минуту вошел президент, издали наблюдавший за молодыми людьми. Он считал неудобным оставлять Юлиана наедине с Алексеем и давать тому возможность иметь влияние на образ мыслей племянника. С веселой улыбкой он еще на пороге сказал Юлиану:

— Вот у нас готовится свадьба! Ты уже должен знать, что Юстин женится на Поле. Я чрезвычайно рад этому, потому что невозможно подобрать лучшей пары. Живая и горячая Поля прекрасно поступает, что идет за слепого Гомера… по крайней мере, он не будет видеть ее прихотей, в которых у нее, конечно, не будет недостатка. Надобно, однако, нам что-нибудь сделать для Поли, если дядя Атаназий дает им Горы.

— Без сомнения, — проговорил Юлиан в замешательстве. — Анна распорядится этим…

— Она уже говорила мне о приданом — это само собой, но, может быть, еще не мешало бы дать ей каких-нибудь пять сот дукатов на булавки…

— Если только она примет…

— Об этом не беспокойся! Но дело повернулось так горячо, что мы не успели даже заметить, как они влюбились, дали друг другу слово, условились и через две недели назначили свадьбу… Если бы тебе удалось так же скоро сладить с панною Гиреевич!

— Мне никогда и ничто не удастся, милый дядюшка! — воскликнул Юлиан, взглянув на выходившего Алексея.

— Откуда же явилось в тебе такое сомнение?

— Это одно предчувствие!

— Если предчувствие, так, значит, вздор. Перестань набивать голову подобными пустяками. Любовь Поли и Юстина, право, не стоит того, чтобы завидовать ей — и я отнюдь не желаю тебе подобного счастья. А если, в самом деле, они возбуждают в тебе зависть, так ведь ты тоже всегда можешь завязать где-нибудь интрижку и покончить ее, когда надоест… Да отчего бы не попытать счастья хоть бы даже с Полей: ведь через несколько месяцев поэт, конечно, надоест ей, и она с радостью улыбнется тебе… Ты, милый Юлиан, должен быть откровенен со стариком-дядей, потому что он второй отец твой… Мне кажется, что ты питал маленькую симпатию к Поле. Да тут и нет ничего удивительного. Девушка хорошенькая, головка умная, талантов много, сердце пламенное, вы жили вместе… Но для тебя все-таки большое счастье, что Юстин берет ее.

Юлиан покраснел.

— Стыдиться тут нечего. Я рад, что первый огонь погас в тебе: il faut que jeunesse se passe. Может быть, тебе неприятно будет видеть ее в объятиях другого, но, по всей вероятности, ты никогда не думал жениться на Поле и держать любовницу перед глазами Анны, да еще сироту, воспитанную в вашем доме, как будто для того, чтобы она служила для тебя предметом страсти… Затем все устроилось, как нельзя лучше: ты пожалеешь, повздыхаешь и забудешь ее, а если бы, со временем, вы вспомнили прежнее… ну!..

Президент расхохотался и начал приглаживать голову с самыми комическими жестами.

— Но поговорим о чем-нибудь другом… Я уверен, что ты так горячо принял к сердцу теперешнее дело только вследствие советов этого глупого Алексея… Сказать правду, я терпеть не могу его, и хоть сам старался заманить его в Карлин, но вижу теперь, что сделал глупость. Он внушает вам фальшивые понятия, овладел образом мыслей твоим и Анны, привязал к себе Эмилия так, что бедный не может жить без него. Где ни ступишь — везде видно его влияние… А добросовестный человек никогда не домогается подобного веса и влияния в чужом доме: все это подозрительно для меня… Вероятно, у него есть какие-нибудь планы и цели…

— Он очень предан нам, — заметил Юлиан, — и если вы обратите, дядюшка, внимание на его действия, вы не заметите в них ни малейших следов личного интереса.

— Это показывает только, что он умен — и больше ничего… Но для меня подобное качество представляется еще более опасным — и я хотел бы избавиться от Дробицкого… Он интриган!.. Да кроме того, он не нравится мне еще и потому, что всегда ставит себя как бы наравне с нами: с тобой хочет быть запанибрата, осмеливается приближаться к Анне, а ко мне — хоть и выражает уважение, но не такое, каким обязан наемник своему господину.

— Милый дядюшка, — перебил Юлиан, — не забывайте, что он товарищ и друг мой, что нас