Последний Катон - Матильда Асенси

В это время присутствие Бога ощутило и моё сердце. Я находилась в церкви, и как бы она ни выглядела, есть священные места, которые вздымают дух ввысь и приближают его к Богу. Я склонилась на колени и прочитала простую благодарственную молитву за то, что мы добрались сюда, все трое и в полном здравии. Я попросила у Бога благословить мою любовь к Фарагу и пообещала ему никогда не оставлять свою веру. Я не знала, что с нами будет и какие планы у ставрофилахов, но, пока я в Парадейсосе, я каждый день буду приходить молиться в этот великолепный храм, в апсиде которого с невидимых нитей свисает Истинный Крест Иисуса Христа. Я знала, что он не настоящий, что это не тот крест, на котором умер Иисус, потому что распятие было обыденным и частым видом казни, и, когда Он умер на Голгофе, кресты использовались множество раз, пока не приходили в негодность, а потом, изъеденные точильщиками, заканчивали свои дни в солдатских кострах. Так что находящийся передо мной крест не был Истинным Крестом Христовым, но был крестом, найденным святой Еленой в 326 году под храмом Венеры на одном из иерусалимских холмов; это действительно был тот крест, кусочкам которого поклонялись и посвящали любовь миллионы людей на протяжении многих веков; это был тот самый крест, который положил начало братству ставрофилахов; и уж конечно, это был крест, соединивший меня с Фарагом, с язычником Фарагом, с замечательным Фарагом.

Когда мы снова вернулись на ужин в басилейон Катона, освещающий Парадейсос свет стал более приглушённым, создавая ощущение вечера, которого не было, но который тем не менее был изумительно красив. Все мирно возвращались в свои дома, и наши провожатые распрощались с нами перед большими ведущими в басилейон воротами, которые всегда были открыты.

Глаузер-Рёйст и Хутенптах договорились встретиться на следующее утро, вскоре после того, как в городе на рассвете зажгут свет, около сельскохозяйственной зоны, так что Уфа дал капитану коня, чтобы он смог туда доехать. Похоже, на Кремня вопрос сахаристых смол произвёл большое впечатление и, по-моему, прекрасная Хутенптах тоже, поэтому он хотел как следует разобраться во всех деталях. Гете предложил показать нам с Фарагом новые места и особенности Парадейсоса, которые мы не успели увидеть в первый день. Так что, по сути, мы простились только с Уфой и Мирсганой, хотя обещали им обязательно зайти в гости.

Ужин был намного спокойнее обеда. В другой комнате, поменьше и поуютнее, чем огромный зал, где мы были днём, старец Катон CCLVII снова выполнял роль хозяина, и компанию ему составляла только шаста Ахмоз, которая оказалась не только мастерицей по изготовлению стульев, но и одной из его дочерей, и Дариус, шаста, занимавшийся административными делами и бывший канонархом[83] Храма Креста. Подавал нам блюда к столу опять Кандас, и снова звучала тихая музыка, напомнившая мне народные средневековые мелодии.

По ходу нашей беседы, которая опять была и насыщенной, и непростой, я попыталась воплотить в жизнь то, что узнала в обед о вкусах и запахах. Я поняла, что для того, чтобы быть в состоянии различить такое количество мелочей и насладиться ими, есть и пить нужно очень медленно, так медленно, как ставрофилахи. Но то, что для них в силу привычки было простым, требовало от меня нечеловеческих усилий, потому что я привыкла быстро жевать и сразу глотать. Мне очень понравился незнакомый напиток, которым нас угостили и который пили только по вечерам, за ужином: «эвкрас», чрезвычайно вкусный отвар перца, тмина и аниса.

Катон CCLVII хотел узнать, какие у нас планы на будущее, и пустился в подробнейшие расспросы по этому поводу. Нам с Фарагом было совершенно ясно, что мы хотим вернуться на поверхность, но Кремень непонятно почему колебался.

— Я хотел бы остаться здесь подольше, — неуверенно сказал он. — Здесь много чему можно научиться.

— Но, капитан! — всполошилась я. — Мы не можем вернуться без вас! Вы что, не помните, что чуть ли не все церкви мира ждут от нас новостей?

— Каспар, вам нужно вернуться с нами, — с очень серьёзным видом подтвердил Фараг. — Вы работаете на Ватикан. Вам нужно перед ним отвечать.

— И вы нас выдадите? — мягко спросил Катон.

Это был очень серьёзный вопрос. Мы попали в сложную ситуацию и знали об этом. Как нам сохранить тайну ставрофилахов, если сразу же по возвращении нас забросают вопросами монсеньор Турнье и кардинал Содано? Мы не можем как ни в чём не бывало возникнуть ниоткуда и сказать, что с самого момента нашего исчезновения в Александрии шестнадцать дней назад мы резались в карты.

— Конечно, нет, Катон, — поспешил заверить его Фараг. — Но вы должны помочь нам придумать правдоподобную историю.

Катон, Ахмоз и Дариус засмеялись, словно это проще простого.

— Я позабочусь об этом, профессор, — вдруг сказал Кремень. — Не забывайте, что это моя специальность. Меня обучал этому сам Ватикан.

— Возвращайтесь с нами, капитан, — попросила я его, глядя ему прямо в серые глаза.

Но воспоминание о работе в Ватикане, похоже, подхлестнуло в нём ещё более горячее желание остаться в Парадейсосе. На его лице появилось более решительное выражение.

— Пока нет, доктор, — заявил он, качая головой. — Мне надоело подчищать грязные дела церкви. Это мне никогда не нравилось, и настал час сменить работу. Жизнь даёт мне новую возможность, и было бы просто глупо ею не воспользоваться. Я её не упущу. Поэтому я остаюсь, по крайней мере на какое-то время. Снаружи для меня нет ничего интересного, и мне хочется поработать с Хутенптах над посевами хотя бы несколько месяцев.

— А что же мы скажем? Как объясним ваше исчезновение? — растерянно спросила я.

— Скажите, что я умер, — не колеблясь, ответил он.

— Вы с ума сошли, Каспар! — сердито воскликнул Фараг. Катон, Ахмоз и Дариус внимательно прислушивались к нашему разговору, но не вмешивались в него.

— Я дам вам чистую легенду, которая обезопасит вас от расспросов церквей и позволит мне, не возбудив подозрений, вернуться через несколько месяцев.

— Мы можем помочь вам, протоспатариос, — сказала Ахмоз. — Этим мы занимаемся уже много веков.

— Каспар, ты твёрдо решил остаться на время здесь? — поинтересовался Катон, смакуя ложку молотой пшеницы с корицей, сиропом и изюмом.

— Твёрдо, Катон, — ответил Глаузер-Рёйст. — Я не говорю, что ваши идеи и верования меня убедили, но буду признателен, если вы позволите мне отдохнуть здесь, в Парадейсосе. Мне нужно подумать над тем, какую жизнь я хочу вести в будущем.

— Не нужно было тебе делать то, что так тебе не нравилось.

— Катон, ты не понимаешь, — возразил Кремень с тем же решительным видом. — Там, наверху, люди не всегда делают то, что больше всего им нравится. Скорее как раз наоборот. Моя вера в Бога крепка, и она поддерживала меня все те годы, когда я работал на церковь, ту церковь, которая забыла о Евангелии и, чтобы не утратить своих привилегий, лжёт, обманывает и способна по своей надобности толковать слова Иисуса. Нет, я не хочу возвращаться.