Приключения Кавалера и Клея - Майкл Чабон

Сэмми пересек мрачное пространство мастерской по пути к своему кабинету. Джули секунду поколебался, прежде чем войти следом. Запрет на вход в кабинет Сэма Клея, не считая случаев срочной семейной необходимости, был абсолютным и неукоснительно соблюдаемым. Выплески лихорадочного сочинительства, в течение которых Сэмми мог за один-единственный вечер настучать на целый год «Медных кулаков» или «Странного свидания», славились не только в конторах «Фараона», но и по всему коллегиальному мирку людей комиксов Нью-Йорка. Сэмми вырубал свой интерком, снимал телефонную трубку с рычага, а порой даже забивал себе уши ватой, парафином, кусочками пенорезины.

Последние семь лет Сэмми печатал сценарии комиксов: истории костюмированных героев, любовные романы, «хоррор», приключения, детективы, научную фантастику и фэнтези, вестерны, морские рассказы, библейские истории, пару выпусков «Иллюстрированной классики»,[11]подражания Саксу Ромеру, подражания Уолтеру Гибсону подражания Г. Райдеру Хаггарду, рассказы из истории обеих мировых войн, Гражданской войны, Пелопонесской войны и наполеоновских войн; в общем, занимался всеми жанрами, кроме потешных зверьков. На потешных зверьках Сэмми провел черту. Успех торговли этими трехпалыми, ублюдочными заимствованиями из мира мультяшек с их нафталинными гэгами и детскими выходками был одним из тысяч мелких ерундовинок, что разбивали ему сердце. Сэм Клей был неистовым, даже романтическим тружеником пишущей машинки, склонным к крещендо, диминуэндо, плотным и колким арпеджио, способным выдавать по девяносто слов в минуту, когда поджимали сроки или радовало развитие сюжета. За долгие годы мозг Сэмми сделался инструментом, настроенным на производство в высшей степени конвенциональных, строго формалистичных, вполне миниатюрных эпосов от восьми до двенадцати страниц длиной, которые он без особых усилий мог настукивать, в то же самое время не переставая курить, говорить, смотреть бейсбол и постоянно поглядывать на часы. Со времени своего возвращения к комиксам Сэмми уже довел две пишущие машинки до состояния оплавленных груд сварочного железа и отдельных пружин. Когда он вечером укладывался в постель, разум его, точно у робота, продолжал работать. Таким образом, пока Сэмми спал, его сновидения зачастую излагались на панелях комиксов, перебиваясь сюрреалистической рекламой. Когда же он утром просыпался, то обнаруживал, что бессознательно сварганил достаточно матерьяльца для полного выпуска одного из журналов.

Теперь Сэмми решительно сдвинул свой последний «ремингтон» в сторону. В самом центре квадратного куска промокашки, свободного от пепла и пыли, Джули Гловски увидел маленький латунный ключик. Сэмми взял этот ключик и подошел к большому деревянному шкафу, утыренному из благополучно скончавшейся фотографической лаборатории на нижнем этаже здания.

— У тебя есть костюм Эскаписта? — спросил Джули.

— Угу.

— А где ты его взял?

— У Тома Мейфлауэра, — ответил Сэмми.

Он рылся внутри шкафа, пока не вытащил оттуда продолговатую синюю коробку с кривоватой надписью «ПРАЧЕЧНАЯ РУЧНОЙ СТИРКИ КИНГА ФАТА». С одного боку коробки кто-то зачем-то жирным карандашом вывел слово «БЭКОН». Сэмми потряс коробку, и что-то глухо затрещало внутри; вид у него стал озадаченный. Тогда он открыл коробку, и оттуда в сторону окна выпорхнула желтая карточка размером со спичечный коробок. Сэмми нагнулся, подобрал карточку и прочел яркую надпись на ее лицевой стороне, отпечатанную яркой цветной тушью. Когда же он снова поднял взгляд, губы его были плотно сжаты, желваки играли, однако Джули подметил в глазах старого приятеля довольный блеск. Сэмми передал Джули карточку. Там имелся рисунок из двух причудливых, старомодных отмычек, по обе стороны от следующего краткого текста:

О, верный Враг Тирании, добро пожаловать в ЛИГУ ЗОЛОТОГО КЛЮЧА!!!

Сия карточка жалует

_____________________

(выше впечатать имя)

все права и обязанности

преданного друга Свободы и Человечности!

— Это он, — сказал Джули. — Правда? Он здесь побывал. И забрал костюм.

— Как вам это понравится, — отозвался Сэмми. — Я этот костюм уже сто лет не видел.

Как раз во время ленча показалась полиция. Стражи закона серьезно отнеслись к письму в «Геральд», и у главного детектива нашлось к Сэмми несколько вопросов по поводу Джо.

Сэмми поведал детективу по фамилии Либер, что он не видел Джо Кавалера аж с того памятного вечера 14 декабря 1941 года. Дело было у пирса номер 11, откуда Джо отплывал для предварительного обучения на базу в Ньюпорте, что в штате Род-Айленд, садясь на борт идущего в Провиденс пакетбота под названием «Комета». В дальнейшем Джо не ответил ни на одно из их писем. Затем, ближе к концу войны, матушка Сэмми, как ближайшая родственница, получила письмо из канцелярии Джеймса Форрестала, главы ВМФ. Там говорилось, что Джо не то был ранен, не то тяжело заболел на службе отечеству; природа ранения или соответствующего театра военных действий в письме особо не уточнялась. Там также говорилось, что Джо некоторое время восстанавливал здоровье в бухте Гуантанамо, что на Кубе, но теперь его комиссуют и удостаивают почетной награды. Через два дня он должен будет прибыть в Ньюпорт-Ньюс на борту «Мискатоника». Сэмми тогда сел на автобус «грейхаунд», чтобы встретить Джо и привезти его домой. Однако невесть как Джо удалось совершить эскейп и с ним разминуться.

— Совершить эскейп? — переспросил детектив Либер. Этот молодой, даже на удивление молодой еврей с прекрасными волосами и пухлыми ладонями был одет в серый костюм, на вид весьма дорогой, но вовсе не кричащий.

— Был у него такой талант, — сказал Сэмми.

В свое время исчезновение Джо было потерей некоторым образом более подлинной, нежели та, которую обеспечивает смерть. Джо не был просто-напросто мертв — а следовательно, его вообще нельзя было обнаружить. Да, вышло так, что они по-настоящему его потеряли. Джо сел на корабль на Кубе — об этом факте существовало документальное свидетельство в виде медицинского рапорта о переводе со всеми соответствующими подписями и серийными номерами. Но когда «Мискатоник» причалил в Ньюпорт-Ньюс, Джо на борту уже не было. Он оставил краткую записку. Хотя ее содержимое было засекречено, один из следователей ВМФ заверил Сэмми, что это не была предсмертная записка. Когда Сэмми после бесконечной поездки назад по США-1 вернулся из Виргинии, то обнаружил их дом в Мидвуде сплошь обвешанным развевающимися флагами. Роза испекла торт с надписью, которая приветствовала возвращение Джо домой. Этель купила себе новое платье и сделала прическу, героически позволив парикмахеру закрасить седину. Все трое — Роза, Этель и Томми — сидели в гостиной под гирляндами из гофрированной бумаги и горько плакали. В последующие месяцы им удалось выдвинуть все возможные разновидности самых диких теорий на предмет того, что случилось с Джо. Они цеплялись за каждую ниточку, прислушивались к каждому слуху о нем. Раз Джо у них не забирали, они никак не могли его отпустить. С годами, однако, интенсивность гнева Сэмми на Джо и на его беспардонное поведение неизбежно снизилась. Да, каждая мысль о потерянном кузене по-прежнему причиняла боль, но, в конце концов, так было уже целых девять лет.