Сансара. Оборот третий. Яйца Нимиры - Василий Анатольевич Криптонов

глазами видел. Правда, только одного и бестолкового, но…

— Заткнись, — снова нахамило яйцо. — Я контролирую все поставки алкоголя в этом регионе. Вся экономика этого посёлка держится на мне. Если я всего лишь захочу — больше половины яиц окажутся на улице, без средств к существованию. Это — мой посёлок!

— Ну, забирай, — пожал я плечами.

— Чего? — опешило яйцо.

— Посёлок. Раз твой — забирай. Мне чужого не надо.

Джон Ячменное Яйцо несколько секунд молча сверлил меня яичным взглядом.

— Да, мне говорили, что ты постоянно несёшь чушь. Ребёнок и есть ребёнок, я не строю иллюзий. Перейду к делу. Сейчас ты извинишься перед моим сыном и навсегда забудешь про его невесту. Он — мой сын, и когда ему чего-то хочется — он это берёт. Никто, кроме меня, не имеет права стоять у него на пути, ясно? Своё яйцо можешь забрать. А потом я позволю вам троим уйти отсюда живыми.

Тут мне мучительно захотелось поднять ногу и легонько толкнуть этого яйцегнома, чтоб упал. Будет он мне тут ещё пальцы гнуть! Да видал я таких… на сковородке. Во, даже в желудке заурчало. Благодать Благодатью, а яичница — яичницей. Особенно если с хлебушком.

Под моим взглядом, выражающим питательные мысли, Джон Ячменное Яйцо занервничал и откатился назад на пару яйцешагов.

— Ты понял меня? — крикнул он.

— Да ну, куда уж мне. Я ж тупой — забыл? Как ребёнок. Где мне такие вещи понять.

Все остальные яйца так и стояли вокруг, на почтительном расстоянии, не решаясь даже пикнуть. Только двое презрели страх. Яйцерик стремительно перекатывался в нашу сторону, а следом за ним сурово шагала Диана Отважное Яйцо, придерживая одной рукой прохудившееся платье. Платье, кажется, стало тоньше, через него что-то там соблазнительно просвечивало. Эх, пожить бы тут ещё денёк-другой… Хорошее, в общем-то, местечко.

— Что ты себе позволяешь, Джон Ячменное Яйцо? — заорал Яйцерик, едва докатившись до меня. — Как смел твой сын похитить мою дочь?

— Слушай сюда, тухлый, — сказал Джон, и Яйцерик от этого слова побледнел, пошёл нездоровыми белёсыми пятнами. — Твоя дочь принадлежит моему сыну, потому что он так хочет. И если бы твой желток не совсем протух, ты бы понял, что нужно радоваться. Тебе, ничтожество, выпала честь породниться со мной. Твоя дочь будет жить, как у яйца за пазухой, да и ты на старости лет наконец-то выбьешься в яйца…

Речь Джона Ячменное Яйцо оборвалась, потому что мы с Дианой хором заржали. Наш смех взбесил Джона — он сделался едва ли не чёрным. А вот Яйцерик наоборот приободрился, налился нежно-голубым цветом.

— Не нужны нам твои деньги, Джон. Оставь их при себе, они пахнут пролитым белком и желтком. Слишком долго я терпел твоё самоуправство в моём посёлке. Но это была последняя капля!

Джон расхохотался:

— Ты?! Хочешь изгнать меня? Да тухлость совершенно выела тебе желток! А как же твоя великая война с яйцекратами? Где ты возьмёшь оружие, если не я?

— Мне уже давно ничего от тебя не нужно!

— И вообще, — вмешалась Диана, — не слишком ли много пафоса от чувака, которого я могу одним пинком превратить в вонючую лужу с осколками скорлупы?

Яйца вокруг встревоженно загомонили. Джон заволновался и откатился ещё чуть назад.

— Вы пожалеете! — крикнул он. — О своём поведении, о своих словах — вы пожалеете! Я превращу этот посёлок в пустыню!

— Да превращай хоть в задницу, — психанул я. — Только с дороги уйди. Я с твоим сынкой парой слов перекинусь.

Стою тут, время трачу, а болты в спине так и болят, так и болят…

Я обогнул Джона и подошёл к сараю. В этот раз никакое расторопное яйцо на подмогу не кинулось. Пришлось самому открывать двери.

— Если на скорлупе моего сына появится хоть трещинка, тебе конец, урод! — орал мне вслед Джон Ячменное Яйцо. — Я сварю тебя всмятку, ты слышишь меня?

— Слышу, слышу, — откликнулся я голосом зайца из «Ну, погоди!» и поднял с пола цепь.

Когда я стащил крышку со входа в подземелье, Диана меня окликнула по имени. Я повернулся.

— Давай, — кивнула она с совершенно серьёзным видом. — Удачи!

Я молча кивнул в ответ и пошёл вниз по деревянным ступенькам.

Как и ночью, снизу брезжил свет. Я уверенно шагал, только вот в глубине души уверенность как-то колебалась. Ну казалось бы — смех один. Яйца захватили в плен яйцо и кошкодевку с душой алкаша. Идиотизм чистой воды, работы — на три пинка. Но, блин, всё равно страшновато. А это очень плохо, потому что когда мне страшновато, я особенно гоню.

— Дрррррруг! — вдруг раздалось сзади.

В затылок прилетел порыв ветра, поднятый крыльями, и на плече очутился ворон.

— О, привет, — обрадовался я компании. — Где был, чего видел?

— Сррррррань и дрррррянь, — отчитался ворон.

— Тебе надо мышление изменить, — посоветовал я. — А то ты какой-то пессимистичный. Радоваться надо жизни!

— Neverrrrrmore! — заявил ворон и тюкнул меня по голове клювом. Несильно. Как Диана — смартфоном. Спелись они всё-таки. Чему б хорошему друг друга учили, а не Костю бить.

У нижних дверей привратников нынче не было — видать, Смит им выходной дал. Я толкнул двери, вышел в зал, который, по сравнению с тем, что было вчера, вопиюще пустовал.

— Костя! — завопили хором Фиона и Яйцерина. Вопили так себе, я скорее угадал, о чём они, чем расслышал. Рот Фионы был заклеен, Яйцерину тоже каким-то образом заглушили.

Они обе стояли на сцене, спиной к спине. Вернее, спиной к яйцу. Привязанные к шесту чем-то вроде скотча так, что двинуться не могли. Шест я вчера как-то проглядел. Наверное, тут ещё и яйцестриптиз танцуют, что бы это ни значило.

— Так-так-так, — послышался мерзкий голос.

Я огляделся.

Яиц было пятеро. Трое вчерашних, плюс двое дополнительных. Они зловеще распространились по залу, но сейчас медленно и тоже зловеще сползались в кучу, отделяющую меня от пленниц. У одного яйца на макушке был наклеен крест-накрест пластырь — памятка от знакомства с вороном. Он же больше всех и нервничал:

— Тебе было сказано, чтобы пришёл один!

— Я и пришёл один, — пожал я плечами.

— А птица?

— А птица — предмет тёмный и обследованию не подлежит.

— Чего?