На пути к истреблению - Андрей Валерьевич Степанов

ее открытой стороной к деревьям. Старосту усадили на землю, прислонив к прутьям.

— Знаю я один секрет, — хитро прищурился командир наемников.

Валера вздохнул. Спектакль явно затянулся.

— Говорят, что эти твари обожают человечинку. И вроде бы как даже могут чувствовать запах крови, как настоящие африканские хищники. Поэтому, чтобы никто не ходил в лес и не рисковал зря своей шкурой, мы поступим проще!

Бритоголовый вытащил из-за пояса сверкающее лезвие не меньше тридцати сантиметров длиной.

— Чем больше крови, тем сильнее запах, — добавил он и подошел к старосте, поигрывая лезвием.

— Я не позволю, — начал Валера, но его голос предательски дрогнул, — не позволю сделать этого.

И все его сослуживцы разом подняли автоматы. Наемники стояли, не шелохнувшись, даже их командир замер на пару секунд, остановив нож буквально в сантиметре от шеи старосты.

— Что ты сказал, сопляк?

Автомат командира висел на спине, но левую руку он незаметно от остальных положил на рукоять пистолета. Этой рукой он владел ничуть не хуже, чем правой. Как только пальцы сжались на рукоятке, бритоголовый выпрямился.

— Цельсь!

Его люди все, как один подняли оружие, нацелив его на солдат. Каждый выбрал свою цель. От нажатия на курок их отделяло одно неосторожное движение, внезапный звук, команда. И звук раздался. Оглушительный, ревущий, как тысячесильные двигатели, заставляющих барабанные перепонки содрогаться.

— Отлично! — бритоголовый улыбнулся и поднялся от старосты, повернулся в сторону леса и бросил команду: — Убить их.

Глава 6

— Послушай, — начал Василий, когда дверь в кабинет закрылась. — Я надеюсь, что ты меня понимаешь и собираешься осуждать, как Лешкина пассия.

— Я тебя отлично понимаю и ты не должен передо мной оправдываться, — Филимонов сел в кресло у стола. — Но все же у меня есть кое-какие вопросы, которые требуют ответа. Есть у меня несколько догадок, но все же мне нужно, чтобы ты сам обо всем рассказал.

— Например? — Василий опустился на кресло напротив.

— Например, невооруженным глазом видно, что твоя внешность по возрасту больше соответствует отцу мальчика. И все же тебе почти семьдесят. Фактический возраст я определять умею. — Александр внимательно смотрел на старика. — То, что у Леши есть кое-какие способности и твоя внешность дают определенную пищу для размышлений.

Чернов-старший стиснул подлокотники и глубоко вздохнул. Не все тайны стоит раскрывать, но почему-то за последние часы он изменил свое отношение к Александру. Тот же воспринял паузу, как предлог продолжать.

— Можно было бы предположить, что у вас был предок, давний предок моего типа. Не меньше, чем сто — сто пятьдесят лет назад. И тогда все было бы логично, если бы ты не отреагировал на меня так резко. Ты ведь уже сталкивался с чем-то подобным и совсем не в своих книгах.

— Не трожь книги, — нахмурился Василий, недовольный тем, что разгадка лежала на поверхности.

— О книгах позже, — невозмутимо продолжал Александр. — Ты прекрасно подтверждаешь своим поведением, что я прав.

Чернов встал и направился к шкафу. Он прошелся пальцами по корешкам книг и обернулся к Александру. Взгляд его был полон грусти.

— Я начал их собирать просто так, от скуки, когда еще преподавал историю. Я был молод и считал, что от нас очень много скрывают, выдавая сухой остаток знаний за «официальную историю». И тогда я заинтересовался действительно старыми книгами. Раньше их было не очень много, потом, уже в девяностые и нулевые их стало больше. Ты уж прости, что я так, издалека. По-стариковски, — извиняясь, развел он руками.

— Тебе ли так говорить, — хитро улыбнулся Филимонов. — Я люблю истории. Сейчас мы никуда не спешим, поэтому я могу тебя выслушать.

— Словом, в этих книгах то, что официальные историки предпочли оставить за бортом. Полагаю, с этим ты и сам знаком и отлично понимаешь, сколько культурных пластов, событий, народов было просто забыто. В том числе и не вполне объяснимых.

— Разумеется, понимаю. Не удивлюсь, если где-то в этих книгах мельком, в двух словах рассказывают про таинственных людей или загадочных животных.

— Тут ты прав. Мы вчера с Палычем, — старик сглотнул ком в горле и закашлялся — читали. Про Петербург и черного пса. Автор — итальянец. Не о тебе ли речь?

— Обо мне, — честно признался Александр. — Но все я тоже помнить не могу. Больше тридцати веков запомнить очень сложно, даже для меня.

Старик вздрогнул и натянуто улыбнулся, рассеянно поглаживая книги.

— Когда у меня родился сын, — продолжал Василий, — я радовался, как может радоваться любящий отец. — Он отошел к окну, глянул вниз и вернулся обратно в кресло. — И, конечно же, я хотел, чтобы мой сын продолжал мою работу. Поиски правды. Даже самой невероятной.

— И он присоединился?

— Да, к сожалению, он присоединился. Стал таким же, как я. Даже лучше. Больше половины этих книг — его работа. Он их нашел. Изучал, делал записи. А потом… — Василий прервался и прикрыл лицо рукой.

— Я должен знать, — Филимонов участливо положил свою ладонь на руку старика. — Тебе тяжело. Но надо рассказать.

— А потом, — чуть встрепенулся Чернов, — потом все закрутилось очень быстро. Сын стал пропадать подолгу. Часто бывал в отъездах. Потом привел девушку. Красивая была. Кровь с молоком. Волосы длинные, черные. Сама смуглая. На тот момент я его выбор только одобрял.

— И долго они были вместе?

— До самого конца. Появился Лешка, но его почти сразу же отдали мне. Чтобы им проще было работать. Но потом, как-то приходят они ко мне оба. И говорят, что должны уехать. Что могут больше в эту страну не вернуться, так как готовы менять мир. И уже что-то нашли. И, главное, говорит все она, а сын молчит, глаза в пол. Так я и подумал, что она его околдовала, охмурила. В книгах мне уже попадались такие фокусы, но я все не верил. А вот оно как вышло. Конечно, они оба передо мной извинялись, что должны уехать. В итоге я так и не пошевелился даже, не обнял сына перед его отъездом.

— И они ушли? Бесследно.

— Да, как дверь за ними закрылась, так я никого из них больше не видел. Ни номера телефона нет, ни места, в которое они могли направиться, ни бумаг, какие могли бы на след натолкнуть. Сперва я себя даже возненавидел за то, что сына на этот путь поставил. Хотел книги все сжечь, а потом остановился. Ведь он столько всего насобирал. Хоть память останется.

— Так может он в книгах и оставил следы? — предположил Филимонов.

— Все перечитал. Ни записки, ни пометки. — Василий опустил голову, слегка сгорбившись в кресле.

— Если тебя