Когда струится бархат - Элизабет Чедвик (Англия)

Адам и Майлс снова оказались на залитом солнцем пространстве, но теперь старик поглядывал на молодого человека со скрытым удовлетворением — он только что получил подтверждение своим подозрениям. Адам не произнес ни слова, но лицо его так переменилось в цвете, что могло казаться мертвенно-бледным, если бы не следы загара от проведенного в седле лета. Майлс осторожно прикоснулся к руке молодого мужчины.

— Ты в порядке?

Адам вздрогнул.

— Да, конечно, — промолвил он пересохшими губами, затем подхватил поводья и вскочил в седло. Ведомый опытной рукой, Лайярд рысью поскакал через тренировочный двор к охапке турнирных рыцарских копий, прислоненных к стене.

Рубившиеся на мечах мужчины остановились и повернулись в сторону Адама. Обри припал к бурдюку с вином и, сделав изрядный глоток, передал сосуд Ренарду. Обнаженный до пояса юноша держал в руке меч из китовой кости и большой треугольный щит.

Адам свесился с седла и ухватил одно из копий, после чего поскакал на другой конец двора к специальному щиту для отработки ударов копьями, закрепленному на столбе.

С легкой улыбкой Майлс подошел к группе замерших в ожидании мужчин и остановился рядом с внуком.

— Работает во французском стиле, — с интересом и явной завистью заметил Ренард, глядя, как Адам взял копье под мышкой наперевес и рывком поднял Лайярда на дыбы.

— Потому что это и есть французское упражнение, — отозвался Обри. — К тому же, держать под рукой удобнее, чем вверху. Из такого положения получается гораздо более сильный удар.

Ренард покачал головой.

— Я пробовал, но, господи, как же это трудно!

— Смотри, — прервал его Обри, жестом призывая к молчанию. — Попридержи язык и учись.

Тренажер для ударов копьями представлял собой посаженную на ось перекладину, на один конец которой закреплялся щит, а на другом висел мешок с песком. Задача упражнения состояла в том, чтобы ударить копьем точно в центр щита и вслед за этим избежать столкновения с тяжелым мешком, который запросто мог вышибить несущегося всадника из седла или нанести ощутимые ушибы. Рыцари, овладевшие этим искусством, получали заметное преимущество на поле боя.

Адам пригнулся, укрываясь щитом, и направил копье на уровне шеи своего скакуна под наклоном в сорок пять градусов. Затем он натянул поводья, и Лайярд стал пританцовывать влево-вправо передними ногами.

— Хах! — крикнул рыцарь и привстал на стременах. Лайярд стрелой понесся вдоль по дорожке ристалища, выбивая копытами клубы пыли. Солнечные блики стремительно перебегали со звеньев удил на железные стремена и ярко-рыжую шкуру гнедого. Тот двигался свободно, не прилагая никаких усилий, земля быстро уносилась под ногами коня, и каждый удар копыт, будто молотом по голове, выстукивал слово «брат», стремясь вбить это слово так же крепко, как те четыре крупных гвоздя, которыми был обозначен центр щита из липовых досок. И этот щит приближался с неумолимой быстротой, угрожая сбросить несущегося вскачь человека.

Едва заметным движением Адам подправил наклон копья, острие ударило точно в намеченное место щита. Звук удара слился с громким воплем, в который рыцарь вложил всю накопившуюся и давно ждавшую выхода злость. Но для зрителей это прозвучало, как крик радости и триумфа. Поразив цель, Адам низко пригнулся к луке седла, и зарылся лицом в развевающийся вихрь белой гривы. Мешок с песком стремительно повернулся на столбе и мощным ударом рассек воздух над прижавшейся к крупу животного обнаженной спиной мужчины.

Лайярд проскакал вперед до самого конца дорожки, где Адам выпрямился и, натянув поводья, развернул коня. Затем вновь ударил каблуками бока животного и начал второй заход. Взбивая пыль копытами, они примчались к дальнему концу дорожки и снова пустились вскачь по направлению к столбу. Копье еще раз вонзилось в щит, и тяжелая масса песка рванулась по дуге, угрожая смять и отбросить всадника. Адам увернулся, натянул уздечку и швырнул копье острием вниз на землю. Не стоит загонять отличного жеребца лишь ради того, чтобы выплеснуть злость и раздражение. Да и вообще все это бессмысленно. Рыцарь взглянул на дрожащее ясеневое древко, рывком вытащил острие из земли и шагом пустил Лайярда в сторону зрителей.

— Господи боже! — Ренард округлившимися от восхищения глазами уставился на Адама. — Не хотел бы я столкнуться с тобой в бою!

Обри ФицНигель тоже окинул своего господина взглядом своих белесых глаз, в которых застыло удивленное выражение. Он умел отличать Адама тренирующегося от Адама сражающегося. Только что перед ними на короткое время предстал неудержимый и безжалостный Адам-боец.

В отличие от молодых Майлс не проявил никаких эмоций и был, на первый взгляд, погружен в свои мысли. Но стоило Ренарду начать восторженно требовать у Адама подробных объяснений техники упражнения, как старик грубо оборвал юношу по праву старшего.

— Ничего особенного, — вымученно улыбнулся Адам, соскакивая со спины Лайярда. — Каждому из нас в свое время приходится чему-то учиться, не так ли?

Франция

Уильям ле Клито, претендент на герцогство Нормандии и корону Англии, удерживаемый в настоящий момент твердой рукой его дядюшки Генриха, отослал прочь девушку, сидевшую у него на коленях, и бросил сердитый взгляд на безукоризненно одетого человека, потягивающего вино на сарацинской кушетке в другом конце комнаты.

— Ты говорил, все будет просто, — обвиняющим тоном заговорил ле Клито и продолжил притворно высоким передразнивающим голосом: — Всего одна удачно пущенная откуда-нибудь сверху со скалы стрела или неожиданное нападение из засады в лесу, а может, даже повторение истории с «Белым Кораблем» — и, тем не менее, вот она уже в безопасности, в Лондоне, при дворе своего папаши! И ведь нет ни одной царапины, доказывающей, что был хоть какой-то прок от твоих усилий! А теперь все бароны и епископы готовятся присягнуть ей на верность!

Варэн де Мортимер погладил коротко подстриженную бороду цвета льна и окинул своего раздраженного собеседника недовольным взглядом, впрочем, никак не отразившемся на крупном красивом лице. Ле Клито — принц. Но принц без владений. Король Генрих отнял у своего родного брата, отца ле Клито, сначала Англию, затем Нормандию, а потом и свободу. Однако, прислушавшись к угрызениям совести и протестам дворянства, оставил на свободе его сына. Мальчик вырос и стал мужчиной, а теперь заявил о своих правах на английскую корону. Кровное право ле Клито не уступало праву Матильды, и даже превосходило его, ведь отец Уильяма был старшим сыном Вильгельма Завоевателя, а Генрих — всего лишь младшим. Новая молодая жена короля, слава богу, оказалась неспособной произвести на свет наследника, и единственной серьезной помехой оставалась Матильда.

— Все верно, — терпеливо ответил де Мортимер рассерженному молодому человеку. — И все оказалось бы действительно просто, не будь при ней слишком профессионального эскорта, тогда как мне ты подобрал сущих идиотов. Мы делали несколько попыток, однако де Лейси всякий раз оказывался начеку.