Единственная для Сурового - Алиса Франц

зажал сигарету между зубов и сжал моё плечо левой рукой, и я едва не присела в коленях от его захвата.

– Да не трясись ты как заяц! Сказал же, что не трону!

– Я вам не верю и боюсь вас. Вы меня трогали! Лапали… Прижимались!

– Ну прижался и что с того? Ты вроде не уродина, а у меня в штанах всё нормально функционирует. Но ты не в моём вкусе. Так что расслабься. Всего лишь проверял, алчная ли ты бабёнка и не кинешься ли ты к другому берегу, когда узнаешь, что с Суровым тебя ничего хорошего не ждёт.

– Опять проверка?! За… заколебали! – выругалась я, понимая, что нервы сдают окончательно.

– Так надо. Суровый мне как брат. Я не хочу, чтобы он из-за ушлой юбки всё потерял… Ну, подтирай всё, что под носом повисло, и двигай в тачку! – сказал он и добавил. – Залетела от Сурового по правде, с одного мужика на другого не перескакиваешь… Да ты почти святоша!

После произошедшего мне было физически тяжело и неприятно находиться рядом с Русланом. Хоть он неоднократно заверил меня, что больше не станет ко мне приставать, я не могла мужчине поверить на слово. Ночь в его доме стала для меня настоящим испытанием, а утром, часов в одиннадцать Руслан снова внезапно пришёл ко мне… Я вздрогнула и уставилась на мужчину с подозрением. Руслан протянул в мою сторону свой телефон.

– Это Суровый. Поговори с ним.

Слова Руслана, как и его неожиданный визит застали меня врасплох. Я моментально забыла, о чём читала. Пальцы сначала намертво стиснулись на корешке бумажной книги, а потом разжались безвольно. Книга упала на пол с глухим стуком.

В комнате повисла оглушающая тишина. Я понимала, что стою с приоткрытым ртом и трясущимися руками. Мой рассудок вопил, что я выгляжу глупо со стороны и необходимо очнуться, взять себя в руки и дать отпор всем невзгодам. Но Руслан сказал, что позвонил Суровый, а этот мужчина стал моим слабым местом, настолько уязвимым, что я не могла не реагировать даже на одно его прозвище.

– Он хочет с тобой поговорить, – с нажимом произнёс Руслан.

В глубине его взгляда промелькнуло нечто, похожее на жалость с толикой презрения. Этот взгляд отрезвил меня, как пощёчина, и привёл в чувство.

– Я поговорю с ним, – ответила едва слышно и прочистила горло, которое внезапно сжало тугим спазмом.

– Поговори. Даже если бы не хотела этого, пришлось бы.

– Вы снова угрожаете мне? Это бесполезное занятие, Руслан. Я вас опасаюсь, но мне нечего вам сказать и не в чем признаться.

За последнее время я очень часто произносила эту фразу. Меня обвиняли, я защищала себя изо всех сил. Но на стороне обвинителей были скупые, но серьёзные факты, а у меня только слова. Слова и чистые намерения, которые, к сожалению, нельзя было ни пощупать, ни проверить ни на одном из дорогостоящих медицинских приборов. Одной из моих отчаянных мыслей было даже предложить пройти проверку на детекторе лжи. Как на одной из телевизионных передач, когда нужно было честно отвечать на заданные вопросы, а полиграф считывал показания пульса, сердцебиения и улавливал движения зрачков.

– Не трать моё время зря…

Руслан набрал номер Сурового, поднёс телефон к уху и, дождавшись ответа, протянул дорогой смартфон мне. Я взяла его и с каким-то трепетом уставилась на дисплей, на котором счётчик разговора уже отсчитывал секунды.

– Я буду за дверью, – кивнул Руслан и покинул комнату.

Я осталась наедине с собственными страхами, тревогой и надеждой. Несмотря на ужасную ситуацию и незавидное положение, когда всё говорило против меня, я… надеялась. Надеялась, что правда вот-вот раскроется и восторжествует справедливость. Я ещё верила, что истинные виновники будут наказаны. Со стороны телефона послышался голос Сурового. Я ещё не поднесла телефон к уху и слышала лишь отдалённые тембр низкого, приятного мужского голоса, от одного звука которого по спине пробежали мурашки.

– Алло? – выдохнула едва слышно, осмелившись сделать решающий жест.

– Долго отвечала. Проблемы?

Голос Сурового был не просто холодным, но ледяным, пробирающим до костей. Хоть мы разговаривали лишь по телефону и на большом расстоянии, я ощутила на себе недовольство и затаённую ярость Сурового. Неловко опустилась в кресло и подняла книгу, положив на колени, но она снова предательски скользнула вниз, упав со стуком.

– Ты там в обморок хлопнулась, что ли? – спросил с раздражением мужчина.

Однако мне показалось, что в его голосе проскользнули нотки беспокойства, которые он мгновенно стёр и замаскировал под другие эмоции.

– Не советую тебе изображать приступы бессилья и биться головой в припадке от сильных эмоций. Этот номер не пройдёт, Смирнова.

– Я и не думала притворяться. Я на самом деле очень рада слышать ваш голос. Как ваше здоровье? Мне ничего не сообщают, а я…

– Тебе ничего не сообщают, потому что я так решил, – оборвал мою речь в самом начале Суровый. – Я попрошу тебя сэкономить нам обоим время. Не изображай из себя святошу, Смирнова. Ты хорошо играла, признаю. Но реальность показала, насколько ты лживая и насквозь фальшивая. Поэтому не смей выдавливать из себя подобие искренней заботы. Поняла?

Если бы словами можно было ударить и нанести телесные повреждения, я бы уже лежала на полу, а моё тело было покрыто ужасными синяками и перекручено от сильнейшей агонии.

Как-то в подростковом возрасте я неудачно упала с велосипеда и заработала себе открытый перелом руки. Сначала я ничего не почувствовала, только глупо таращилась на осколок белой кости, торчащей из раны. Потом первый шок прошёл и на меня накатила сильнейшая боль. Машина скорой помощи приехала довольно быстро, за двадцать минут, но мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем мне оказали помощь. Потом я долгое время думала, что хуже боли не бывает.

Смерть мамы доказала мне, что я ошиблась. Кровоточить может не только тело, но и сердце.

Сейчас Суровый на словах преподал мне ещё один жизненный урок: у боли не бывает пределов. Хуже всего не та боль, источник которой можно локализовать, но та боль, что находится глубоко внутри тебя: в сердце, гнездится в душе, в лёгких.

Каждый