Бимен - Алексей Бартенев

— Все знают, что жопка вкуснее.

— Или носик?

Бимен поднял глаза к небу, пытаясь сообразить, правильно он сказал, или нет.

«Парень-то в себя пришел, и то хорошо!» — думал, шагая не спеша, гид супергероя. — Какой-то странный он. Хотя нет! Вон как груши уплетает, чую, только пол пакета до дома донесем. Тут главное, не обосраться потом! Вот что важно.

8. Сказка

Два путника вышли из леса, когда уже начинало смеркаться. Из некоторых домов, фасады которых выходили на опушку, наблюдали. Но путешественникам было совершенно наплевать. Они хохотали, наперебой, показывая что-то друг другу. Издали можно было подумать, что к престарелому отцу приехал сын, и они вместе гуляли по лесу, весело беседуя о чем-то, понятном только им двоим.

Около автомобиля Бимен немного замешкался, но Бартеломью отпер дверь дома и махнул ему рукой: «Чего стоишь? Давай в дом заходи. Сейчас прохладно ночью уже. А мы печку затопим, чаю горячего напьемся. Давай, давай, быстрее!» Для убедительности он еще пару раз махнул рукой, и видя что гость двинулся в его сторону, исчез в темноте коридора.

Только сейчас можно было по-настоящему почувствовать уют этого дома. Теплое освещение, старые вылинявшие обои, запах печки, который не спутаешь ни с чем, занавески на маленьких окошках. Все было такое, хоть и старое, но какое-то родное и близкое сердцу. Войдя внутрь, и вдохнув полной грудью, супергерой почувствовал, что очень устал.

Он прошел на кухню, и застал хозяина дома, разжигающим печку. Чайник уже стоял на плите, и начинал шуметь нагревающейся водой. «Ты выйди в коридор, и иди дальше, пока не выйдешь во двор. Там рукомойник есть. Рядом с ним фляга стоит с ковшиком. Набери его, да помойся. Руки там, лицо. Неизвестно какая пыль и плесень была в тех краях, откуда мы с тобой пришли. На, полотенце возьми! Мыло на кирпичике должно быть, рядом с флягой!» — Выдал назидательные указания старик со спичками.

Следуя полученным инструкциям, изможденный путешественник оказался во дворе. Оказывается, коридор прошивал домик насквозь. И если никуда не сворачивать, двигаясь по нему, то попадаешь во двор, где был большой сарай, пристроенная к нему мастерская и туалет. Строения расположились в ряд, с мастерской посередине. К углу сарая был прибит старый алюминиевый прибор, носящий гордое и неповторимое название «рукомойник». Неподалеку стояла фляга с ковшом.

Закончив водные процедуры, и заново наполнив деревенскую сантехнику водой, сияющий супергерой зашел в теплый дом.

Там его ждал аромат чая, от которого скрутило желудок. На столе стоял, знакомый уже пакет с печеньем, а в чашках дымился самый вкусный в мире чай. Было и что-то новенькое. Из буфета была извлечена литровая банка с медом, и теперь стояла без крышки, и ждала, когда гости начнут макать в нее печеники. «Так, — сказал хозяин лакомства. — Я по-быстрому, умоюсь и приду. Сыпь пока себе сахар, размешивай, и жди».

Сидя на табуретке, вытянув ноги и повернувшись к каменной печке гостя начало морить прямо сейчас. Усталость навалилась всей своей неимоверной тяжестью, и повисла на веках. Они тяжелели, глаза моргали, с каждым разом все медленней и медленней. Огонь колыхался в приоткрытой дверце, потрескивали сгорающие поленья, веяло теплом. Глаза уже открывались наполовину, при следующем движении век на три четверти, следующее мышечное усилие смогло пошевелить лишь ресницы. Бой со сном продолжался около минуты. Проигравший сидел, положив голову на грудь, и собрав руки в замок у себя на животе. Воображение начало рисовать мозгу удивительные картинки, а все остальные органы чувств, за ненадобностью выключились. Расслабленные губы приоткрылись, накопившаяся внутри слюна, просочилась через зубы, выбралась на розовое возвышение оттопыренной нижней губы, перевалилась через нее, и капая на грудь, начала образовывать лужицу.

Говорят, что существует даже какая-то технология, благодаря которой можно спать всего полтора часа в сутки. Нашему мозгу достаточно отдохнуть минут пятнадцать после каждых четырех часов бодрствования. За это время можно даже успеть выспаться. Поэтому, тех, десяти с небольшим минут, сладкой дремы, в которую погрузился наш отчаянный путешественник, с лихвой хватило на два часа последующего бодрствования.

Разбудил его вернувшийся, и посвежевший хозяин жилища. Он положил свою руку на плечо спящего, потом качнул его вперед-назад, и видя что человек покидает царство Морфея, предложил попить остывающий чай, с чудесными рассыпчатым печеньем. То ли голод так повлиял на вкусовые рецепторы, то ли свежий деревенский воздух, только ничего вкуснее этого они давно не ели. Мед был тягучий, и не засахарившийся, чай горячий, и не слишком сладкий, а беседа легкой и непринужденной. Разговор шел о школьных годах, проведенных обоими собеседниками. И хотя расстояние между эпохами было велико, и исчислялось десятками лет, они с легкостью понимали друг друга, пополняя багаж школьных историй рассказанных, и выслушанных.

— Ты как я понимаю, вздремнуть успел, минут так десять, да? — задал вопрос после недолгой паузы Бартеломью.

— Не, если и вырубился, то на минуту, наверное, не больше.

— Судя по количеству слюней, которые успели набежать из твоего открытого рта на футболку, никак не меньше десяти! Давай, иди в гостиную, осмотрись там, а я приберу со стола, и тоже приду.

Гостиная представляла собой небольшую комнату, метра три на четыре, с двумя окошками. Из мебели внутри стоял огромный старинный комод, высотой почти до середины груди, и длинной около двух метров. На нем старый телевизор, какие-то документы, пульты, и ваза с батарейками и всякой всячиной. Между окнами стол со стулом с одной стороны, и креслом-качалкой с другой. У третьей стены стояла маленькая кушетка с валиками вместо подлокотников. На этой стене висел тонкий ковер, больше напоминавший древний гобелен ручной работы.

В другой комнатке, сказать по-другому язык не поворачивается, стояла кровать полуторка на панцирной сетке, накрытая периной и солдатским одеялом. В изголовье, справа, тумбочка с оторванной дверкой.

— Вот такое у меня спартанское жилище! — Прозвучал голос из зала.

— А телевизор работает?

— Да ну его! Там одну ерунду показывают. Я уж и забыл когда смотрел этот говорящий ящик. — сейчас он разворачивал кресло, а сразу после этого уселся в него. Даже неверное не уселся, а улегся. Потому как положение тела было больше горизонтальное, чем вертикальное. — А ты на кушетку ложись. Она не такая мягкая, как кровать, но тебе, видимо все равно уже. — Бартеломью потянулся к столу и взял, лежавший на нем небольшой сверток. — Валик откинь на пол, чтоб было куда ноги положить. — давал