Край ничейных женихов - Маргарита Южина

– Бать… ик… ты… ты это… звиняться будешь? – шатался в дверях пьяненький Иван. – Если нет, пойдем тада выпьем, чего пнями-то сидеть?

– Я тте выпью! – вскинулась Мария Адамовна. – Я тте, зараза такая, выпью! А ну в кровать быстро! Пошли оба спать, я сказала! И чтоб ни один у меня…

Хмель придал Ивану небывалую отвагу. Именно поэтому он схватил супругу и затолкал ее в маленькую комнату, да еще и дверь стулом закрепил, чтобы выйти не смогла.

Мария Адамовна, запертая, точно птица в клетке, трепыхалась недолго, прилегла на кровать и задремала – день выдался нелегкий.

Проснулась она от диких мужских воплей. Мария Адамовна даже боялась предположить, что могло случиться. Она кинулась к дверям и рванула за ручку.

– Да выпустите же меня кто-нибудь! – заорала госпожа Коровина изо всех сил.

Дверь открылась, и Мария Адамовна сама не удержалась от крика.

– Кра-а! – как-то по-вороньи гаркнула она и выдохнула: – Ну… маменька! Эдак и до… энуреза недалеко! Что это с тобой?

В дверях стояла Элеонора Юрьевна. Только узнать свекровь с первого взгляда было проблематично. Ее кокетливое платье, черное в мелкий белый горошек, с кружевным белым воротничком, теперь болталось черной тряпкой, лицо было измазано сажей, а прежде тщательно уложенные седоватые букли торчали вверх смоляными пружинами.

– Я не понимаю, вы в баню пойдете? – с долей обиды спросила дама. – Я затопила.

Оказывается, как рассказала почтенная леди, она впервые в жизни отважилась растопить печь, чтобы ее семейство тоже могло попариться в баньке. Получилось не вдруг. Элеонора Юрьевна, как и полагается, натолкала в печь дров и даже подожгла какую-то бумажку, чтобы лучше разгорелось, но огонь сожрал бумажку, а потом из печурки повалил дым. Да такой, что дышать уже через минуту стало нечем. Естественно, дама выскочила из бани, где ее и заметила соседка по огороду.

– Ты чего эт творишь? – строго спросила она. – Баню поджечь хочешь? Из-за Индюшихи, что ль? Ты мне это дело брось! Так мы тут все погорим!

– Чего это вы глупости… кыхык-кыхык!… Я не поджечь… – хватала ртом свежий воздух Элеонора Юрьевна. – Я хотела… баньку… кхек… попа… кхык… попариться!

– Гооспыди… Эти уж мне городские! Ты посмотрела, может, у тебя труба забилась? Чёй-то дым в баню прет?

– А как смотреть?

– Ну так… теперь тока когда дрова выгорят, – умно рассудила соседка.

Элеонора Юрьевна не стала ждать, она кочергой выкинула дрова из печки и затушила их тут же, водой из тазика. Дрова так и не разгорелись, поэтому в печке и углей-то не было. И все же мудрая женщина подождала примерно полчаса, дабы соблюсти пожарную безопасность, и только потом сунула в печку голову. Надо же как-то было посмотреть, забилась ли труба. Стоит ли говорить, что ничего в печке разглядеть не удалось.

– Там ничего не видно, – снова обратилась дама к соседке.

Та крутилась на огороде, но, завидев перемазанную с ног до головы почтенную женщину, сжалилась.

– Пойдем, посмотрим, чего там у тебя… Госспыди… ну ни на что ума нет.

Зайдя в баню, соседка очень удивилась:

– Эт ты чего, дрова, что ль, мыла? Совсем рехнулась?

– Это я их… того… тушила… чтобы посмотреть… – смущенно оправдывалась пожилая женщина.

– Ладно, гляди, как надо… Да эти-то дрова выкинь… Не в помойку, а на улицу, просохнут, а других… Э, да чего тут, сама затоплю.

Соседка затопила баню, показала, как это вообще делается, не уставая поучать новую знакомую:

– Ты за кобелем своим следи, а то… Индюшиха-то до твоего старого пня к моему сыну было кинулась. Парень тока с армии пришел, еще и десяти годков дома не побыл, а она уж его охомутала и давай в город тянуть! А кто его ждет-то там, в городу? Ладно ишо я ловко отреагировала: скараулила ее да патлы повыдергивала. Отлепилась. И то страшно было: а ну как опять сынок к ей переметнется. Да тут твой подвернулся. И я сынка-то быстренько – шасть и женила. Так что… Ну вот, сейчас нагреется, и парьтесь. Тока ты тут помой, а то грязи-то вон скока… Ну, подкинешь, ежели чего…

Элеонора Юрьевна схватила ведро и час отмывала баню от сажи. А потом, чтоб уж совсем ничто не напоминало о неудачном опыте, раскрыла двери и полотенцем вымахала весь дым. Теперь дышать стало гораздо свежее.

– Так что… пойдемте мыться, – гордо закончила свое повествование баба Нюра. Конечно, кое-что она рассказала уже позже, и только Марии Адамовне, мужчинам же представила себя в героическом виде.

– Ну… чего ж… – почесал нос Михаил Иванович. – Надо бы сходить… Поздно, правда, уже, ну да чего ж, мать зря пыжилась, что ли?

– Я вот обязательно пойду! – отважно дернула головой Мария Адамовна. – Человек так старался! Да пусть я там хоть задохнусь! Но…

– Не, я тогда… не… – хмельно замотал головой Иван Михайлович. – Чегой-то я задыхаться буду? Не-е… я вас тут подожду… вы, как задыхаться-то начнете, сразу…

– Ваня! Ты идешь первым! – рявкнула жена. – Так что давай поторапливайся!

Эх, как не хотелось Ивану Коровину идти в этот крематорий, но и жена, и отец упрямо тянули его мыться. А матушка просто поедала взглядом.

– Машенька, пускай мужчины идут первыми, – милостиво распорядилась она. – Все же… я для Мишеньки баню топила.

И она так смущенно опустила глаза, так робко стала вертеть подол грязного платья, что Мишенька пулей вылетел из дома, забыв захватить полотенце и сменное белье.

Только через два часа мужчины стали звать жен и просить, чтобы те принесли им полотенца, трусы и бутылочку пива.

– Ну как банька? – спросила у раскрасневшегося мужа тут же прибежавшая с вещами Мария Адамовна. – Удалась?

– А чего б ей не удаться? – фыркнул Иван. – Отец же заново все топил. Мы пришли, а тут холодильник! Я даже протрезветь успел!

– Ну правильно, – кивнула Мария Адамовна. – Мама же сразу предупреждала, что дым проветривала… вместе с теплом, видимо.

После бани ко всем пришло какое-то новое чувство легкости и умиротворения. Спать Коровины легли уже за полночь. В глазах почтенной леди светилось столько гордости, что Михаил Иванович не выдержал и от души похвалил супругу:

– А мать-то у нас! Видали? Откуда чего берется?

На этой семейной ноте и закончился такой нелегкий день Коровиных.

У Индюшкиной Любы денек тоже выдался непростой.

Возвращалась от Коровиных она с кипящей обидой. Нет, ну это же надо, кем ее выставила эта старая кляча! Чуть ли не женщиной легкого поведения! В баню они, видишь ли, с Петром рано пошли! Да если на то пошло, Люба и не была с Петром в бане! Она только так, пришла его попарить! Потому что обещала! И то она глаза зажмуривала, если что! А они! И вообще, между прочим, за свои моральные устои Люба никогда не волновалась. Они у нее были железобетонные! Люба еще в девках, помнится, когда ходила на танцы, всегда одна домой возвращалась! Не то что Галка, подружка ее. Та к себе вечно кого-нибудь тащила! И Люба Галку, между прочим, всегда стыдила! А тут уж такого наговорили! Ну да, она пыталась соблазнить этого Михаила Иваныча… И еще пару-тройку мужиков из деревни. Так это ж потому что… потому что – да как же жить-то в деревне без мужской силы?! И чего, она одна, что ли, такая? Ха!