Дорога в Диснейленд - Мария Зайцева

А мама смеялась и отвечала, что ее мечты обязательно сбудутся.

Ну что же, мамочка, ты была права. Мечты сбылись, да? Хотя бы в чем-то. Ей не рукоплещут, и впереди у нее очень короткая и, наверно, не особенно счастливая жизнь, но это ощущение праздника, ощущение себя на красной дорожке она поймала.

- Спасибо вам, - прошептала Лиса, поворачиваясь к молчаливо разглядывающим ее братьям.

- Ну вот, глаз-алмаз, - рассмеялся Том, нарочито грубо, разрушая патетику момента, - я знал, чего брать! Смотри, что еще есть, малыш!

Тут он вытащил небольшую коробочку, которую до этого показывал Лисе, извлек продолговатый металлический брусочек, протер его:

- Черт, вспомнить бы, как это делается… - пробормотал он, а потом приставил брусочек к губам и подул.

И Лиса замерла, потому что предмет оказался музыкальным инструментом.  Лиса даже узнала его. Когда-то, еще когда была жива Ненни, к ним приезжали из соседней общины гости. И вечером устраивались танцы. У одного из приезжих мужчин была такая же штука. Правда, звучала она гораздо грубее, но зажигательную джигу на ней играть было весело.

Конечно, ни она, ни Ненни не принимали участия в веселье, а потом и вовсе все прекратилось, потому что Дэниэлу показалось, что обладатель губной гармошки как-то не так смотрит на Ненни, и гостей выгнали. А Ненни в эту ночь стонала громче обычного. И потом целый день не могла встать.

Больше гости из той общины к ним не приезжали, а потом случайные хантеры рассказали, что всех, кто там жил, а это примерно тридцать человек, сожрали мутанты.

Том играл на гармошке, извлекая из нее чистые нежные звуки, Ченни прихлопывал по колену в такт незатейливой мелодии, а Лиса смотрела на них и думала о том, что все, что было, это страшный сон. И важно только то, что сейчас.

А слезы… Слезы – это ерунда, на самом деле.

- Ну вооот, - протянул Ченни, оказавшись рядышком и вытирая мокрые щеки Лисы, - расстроил ее, дурак…

Том тут же прекратил играть.

- Ты чего, малыш? Черт. Я думал, наоборот, порадуешься… Ты же, типа, музыку любишь… Че, совсем херово я играю, да?

- Нет, ну что ты… - Лиса смутилась, повернулась к нему, - ты прекрасно играешь! Очень чисто. Просто… Что-то вспомнилось…

- Не надо, лисенок, - Ченни развернул к себе, опять посмотрел в глаза, - не вспоминай. Иди почитай лучше, мы с братом поговорим.

Лиса кивнула, ответила на мягкий поцелуй, и пошла к кровати, с удовольствием открывая книгу. Она так и уснула, прямо посреди чтения, уложив щеку на ладошку.

И голоса братьев доносились, словно через толщу воды.

- Решать вопрос… - низкий, гулкий голос Ченни.

- А девчонку? – хриплый Тома. – Ты ж не думаешь, что ей здесь…

- Да само собой, не тупей тебя…

- К Барни?

- Да, придется…

- Ворчать будет…

- Ничего, привыкнет…

- А здесь чего?

- Ничего. Оставим. Детей нет, остальные – мусор, корм мутантам.

- Оставим, нехер возится. Лисенка заберем…

Лиса окончательно уснула, и во сне спускалась с широкой дворцовой лестницы, почему-то по красной дорожке. Волосы ее были убраны в высокую прическу, в ушах сверкали серьги.

Длинное платье со шлейфом, без рукавов и ворота, держащееся только на одном корсаже, смотрелось отчего-то темно-серым.

А потом она увидела  две массивные мужские фигуры, по-волчьи быстро и целеустремленно движущиеся к ней, и опустила руки. И платье опало вниз тяжелым облаком, оставляя ее обнаженной и беззащитной.

Мужчины оказались рядом, их руки скользили по ее напряжённому телу, ласкали, подчиняли. Сразу вдвоем. Сразу с двух сторон. Лиса не успевала отвечать, не могла понять, где сон, а где явь, и только подстраивалась под задаваемый ими ритм.

А потом их стало много. И неожиданно больно. И сладко. И приятно. И необычная наполненность, еще чуть-чуть, и болезненно-чрезмерная, потрясла. Но грань не переступалась, и Лиса, в дурмане, не могла открыть глаз, только отвечала на поцелуи, задыхалась от тихих возбуждающих голосов, стонала от каждого обжигающего движения. И взорвалась первой, превратившись во что-то эфемерно-воздушное.

А потом отчего-то она оказалась в синем платье Золушки. Как на картинке подаренной ей книги.  Только не на балу, а в каком-то странном полутемном помещении. Она смотрела на себя в огромное пыльное зеркало и не верила, что это она. Яркие губы, блестящие глаза. Пышная грудь, приподнятая корсажем.

Она встретилась в зеркале с оценивающими горячими взглядами двоих знакомых ей мужчин. И замерла от голода в их глазах.

А потом один сказал тихо и хрипловато:

- Всегда хотел трахнуть Золушку… А ты, брат?

- И я, - гулко ответил второй.

А потом они двинулись к ней. Одновременно. И Лиса, глядя на их приближение, не ощущала страха. А только лишь возбуждение и ожидание.

- Не понял… - сказал Дэниэл, разглядывая уже собранную в дорогу Лису, а потом поднял глаза на хантеров. Том был веселым, ласково и душевно щерился во весь рот, а Ченни хмуро-равнодушным.

Братья не хватались за оружие и вообще вели себя так, как будто происходящее в порядке вещей. Как будто каждый отморозок вот так вот легко может прийти в общину и увести с собой понравившуюся женщину!

- Девочка идет с нами. – Коротко проинформировал его Ченни на тот случай, если у  жирдяя внезапно отказал мозг, и два и два он не мог сложить.

Брат рядом с ним излучал довольство и ожидание. Ченни ощущал это, как исходящее от него оранжево-красное тепло с проблесками молний. Интересно.

Он не особо давно стал таким образом ловить эмоции, и пока что еще до конца не распознавал оттенки. Но это было прикольно. Лиса, например, их маленькая смелая девочка, боялась и надеялась. Зелень с золотом. Тоже красиво, не будь зелень ядовитой.

Ченни сжал зубы. За этот яд он готов был убивать. Долго.

- Но… мы же договаривались…

Главкозел неожиданно растерял весь свой гонор и стал выглядеть так, как должен , в принципе, выглядеть такой утырок, как он. То есть, жалко. Настолько жалко, что хотелось только пинка дать, сплюнуть и свалить.

И, наверно, именно так они и сделают.

Похер.

Все равно эти придурки не жильцы.

Зима будет суровой, с севера идут несколько стай мутантов, и, походу, у них имеются вожаки с зачатком мозгов.

Поэтому надо сваливать южнее. Надо сваливать к Барни.

- Мы договаривались, что девочку никто не тронет. И косо не посмотрит. А ее трогали. И смотрели. Девочка была грустная. А если она грустная, мы напрягаемся.