В сердце моем навсегда - Джо Гудмэн

Потом оглядела комнату, желая убедиться, что ничего не забыла. Странно, подумала она, почему я подумала об этом именно тогда, когда только и хочу забыть обо всем.

Она осторожно открыла дверь и прислушалась к звукам в коридоре. Наверху было тихо. Музыка доносилась снизу. Не оглянувшись, она вышла в коридор и направилась к лестнице черного хода. Ее побег прошел успешно. Никто не встретился ей на лестнице. Кухня была пуста.

Она снова остановилась у двери черного хода. Мысль о том, что могло ждать ее снаружи, так же пугала, как и то, с чем она столкнулась наверху. Ее рука на ручке двери задрожала. Она крепко сжала ее.

Глубоко вздохнув, повернула ручку и толчком открыла дверь. Затем побежала, зная, что самое важное для ее будущего теперь — не оглядываться.

Кеб провез ее вдоль всего Бродвея до 48-й улицы. Даже ночью здесь было оживленно. Мелкие торговцы выставляли товары для ранних покупателей и последних запоздалых прохожих. Молочные фургоны развозили продукты по меблированным домам, а рестораны выставляли на улицу самых упрямых посетителей. Не интересуясь всем этим шумом и суетой, она скорчилась в углу коляски, отвернувшись от окна. Потом быстро расплатилась с извозчиком, нагнув голову, чтобы не быть узнанной, и прошла последние два квартала пешком, когда кеб скрылся из виду.

Дом на пересечении Бродвея и 50-й улицы не намного уступал по размерам французскому загородному дому, похожему на дворец, который послужил для него моделью.

Розовые кусты обрамляли фундамент из гладкого серого камня, а с южной стороны шпалеры были увиты вьющимися растениями. Она вошла во двор перед домом, толкнув железную калитку, а затем обогнула дом и подошла к двери черного хода. Над притолокой был спрятан ключ. Она поднялась на цыпочки и достала его.

В доме было тихо. Это ее удивило. Она ожидала, что кто-нибудь будет ее ждать, но, очевидно, никто не лишился сна от тревоги за нее. Это могло означать только, что сестра придумала какую-то историю, которая правдоподобно объясняла ее отсутствие.

Она сбросила туфли и взяла их в руки. Не было необходимости зажигать лампу — она могла найти дорогу к своей комнате и в темноте. Проскользнув в спальню, она поставила на пол туфли и черную кожаную сумку. Разожгла огонь в камине, сняла с себя всю одежду и бросила в камин, помешивая кочергой, чтобы не затушить огонь тканью. Туда же отправила и сорочку, а сумку доктора затолкала под кровать. Потом, вымывшись, забралась в постель.

И поразительно быстро заснула.

Разбудила ее грубая рука, толкавшая в плечо. Шторы на окнах были раздвинуты, и свет заполнил комнату. Даже с закрытыми глазами она ощущала свет и тепло солнечных лучей. Медленно открыла глаза и увидела прямо над собой напряженное и взволнованное лицо младшей сестры.

— Ты хоть имеешь представление, как я перепуталась, когда ты исчезла? — спросила та резким шепотом. — В котором часу ты вернулась? Я большую часть ночи бегала на улицу и обратно, искала тебя! А это было нелегко, потому что мама и Джей Мак играли в карты в гостиной до полуночи. Я знаю, с моей стороны было нехорошо уйти с Дэниелом, но ты сыграла со мной еще более злую шутку. — Она нахмурилась, в ее глазах появились слезы. — Это ведь была шутка, правда? О, Мэгги, я так виновата, но мне необходимо знать, что с тобой все в порядке. Пожалуйста, скажи мне, где ты была все это время?

Мэри Маргарет Дэннехи мигнула. Медленно села, и рука сестры упала с ее плеча.

— Знаешь, Скай, — осторожно произнесла она. — Я не имею ни малейшего представления.

Шесть недель спустя

Двери тихо отворились. Коннор не поднял глаз, потому что знал, кто это, и потому что это вызывало раздражение его непрошеной и нежеланной гостьи; он продолжал возиться с запонкой.

— Что тебе, Берил? — равнодушно спросил он. Она не издала ни звука. Закрыла за собой дверь и прислонилась к косяку, глядя, как он намеренно ее игнорирует. Это усиливало ее раздражение, но одновременно и давало возможность просто смотреть на него. Зная, что это его чрезвычайно раздражает, она вдоволь насмотрелась на него, потом спокойно спросила:

— Это мои духи?

Коннор внезапно обернулся. Он застал ее врасплох. Бледно-голубые глаза Берил, составляющие резкий контраст с темно-каштановым цветом ее волос, были прикованы к его широким плечам. «Так как именно она рекомендовала мне портного, возможно, сейчас она поздравляла себя с тем, как великолепно сидит на мне фрак», — цинично подумал он. И, не пытаясь скрыть нетерпение, спросил:

— Что твои духи?

— Это они позволили тебе заметить меня до того, как я заговорила?

Берил УокерХолидей была наверное, самой красивой из всех известных ему женщин.

— Множество разных вещей, — ответил он. — Твои шаги в коридоре. Твой легкий вздох. И твои духи. Ты это хотела услышать?

Улыбка преобразила ее красивое лицо в ослепительное. Она оттолкнулась от двери и шагнула вперед.

— Мужчины всегда замечают тебя прежде, чем ты заговоришь, — продолжал Коннор. — Только потом отворачиваются, стоит тебе открыть рот. — Сопровождая слова действием, Коннор отвернулся и начал застегивать золотую запонку на левом рукаве.

Берил слегка качнулась назад, словно физически ощутила нанесенный удар.

— Наверное, ты испытываешь определенное удовольствие от жестокого обращения со мной, — сказала она. — Неужели я так глубоко тебя ранила, что ты должен наказывать меня на каждом шагу?

— Не трать зря силы, Берил. Эти речи я уже слышал.

Она задумчиво постояла, поднеся кончик указательного пальца к губам. Но поскольку не могла заставить его взглянуть на себя, то расчетливая невинность этого жеста пропала зря. Берил уронила руку. Изменив тактику, сказала:

— Ты выглядишь очень красивым сегодня вечером. Тебе идет такой покрой фрака.

Он не подал виду, что слышит ее.

Верил приблизилась к нему, зайдя со спины, чтобы критически оценить мужчину, делая вид, что интересуется его вечерним туалетом.

— Тебе следует всегда так одеваться, — сказала она. Он совершенно великолепен, подумала она, когда его стройное, сильное тело заключено в ладно скроенную одежду. Правда, черные волосы вопреки моде касаются воротника, а пальцы, теребящие запонки, огрубели, но Берил даже это находила привлекательным. Мысль о том, что беспокойная энергия Коннора затянута в черной фрак и брюки, ее интриговала. Желание отпустить эту энергию на свободу возбуждало ее, возбуждало почти так же сильно, как перспектива быть пойманной за этим занятием. Когда Берил взглянула через плечо Коннора на свое отражение в зеркале, она увидела, что ее глаза потемнели.

Коннор поймал в зеркале отражение страстного взгляда Берил и прищурился. Едва сдерживая нетерпение, спросил:

— Ты что-то хотела спросить у меня или просто пришла позлорадствовать?