Искушение герцогини - Эмма Уайлдс

— Ты лишь подтвердил мою правоту, — резко ответил Колтон. — Кто мог ей сказать, будто мне понравится распутное поведение?

— Кажется, ты только что сам в этом признался.

— Это к делу не относится, Робби.

Как раз наоборот, однако, Роберт решил пока не спорить, а вместо этого принялся терпеливо объяснять:

— Даже если женщины рассматривают интимные отношения иначе, чем мужчины, мне кажется вполне естественным, если одна из ее знакомых упомянула, насколько может поразить мужчину подобное поведение его прекрасной возлюбленной. Само собой разумеется, они выражались совсем иначе, более утонченно. Я могу представить, как женщины обсуждают, что может понравиться нам. Мужчины думают в основном о себе, а женщины в этом смысле намного менее эгоистичны. Мы сами этого от них требуем.

Старший брат сердито взглянул на Роберта:

— На чьей ты стороне?

Роберт был мужчиной до мозга костей, однако прекрасно осознавал неравенство полов, как в спальне, так и в повседневной жизни.

— Конечно, на нашей, — твердо ответил он. — Но давай будем честны. Контроль в руках мужчины, и умные женщины это знают. Их жизнь становится только легче, если они делают нас счастливыми, особенно если они принадлежат нам.

— Брианна мне не принадлежит. — Колтон резко развернулся в седле. Его лицо было надменным, брови приподняты — рассерженный герцог. — Она моя жена, а не пленница или рабыня.

Роберт не сумел скрыть удивления.

— Уверен, ты выделяешь ей щедрое содержание, однако, без сомнения, сам же и следишь, как она потратит эти деньги. Ты позволяешь ей принимать приглашения на увеселительные балы, но бьюсь об заклад, оставляешь за собой последнее слово. Она может выходить из дома одна, но лишь в сопровождении служанки или другого надежного лица, так что «одна» — весьма сомнительное понятие в данном случае, верно?

— Я не какой-нибудь деспотичный…

— Нет, конечно, — перебил Роберт. — Ты самый обычный муж. Разве мы сами не делаем женщин зависимыми от нас? Мы говорим, что оберегаем их, а на самом деле следим за каждым их шагом.

Колтон раздраженно выдохнул.

— Ладно, я согласен, хотя Брианна ни разу не пожаловалась на мои маленькие правила…

Роберт чуть грубовато хмыкнул. Лично он пришел бы в ярость, если бы кто-то попытался указывать ему, как тратить личные деньги, или стал бы навязывать свое мнение даже по самому пустяковому вопросу, например, о посещении спектакля или званого вечера. Но он был мужчиной и, достигнув совершеннолетия, приобрел полную свободу действий. Однако по традиции последнее слово всегда оставалось за мужьями. Замужние женщины имели столь же мало свободы, как и незамужние, которым приходилось считаться с мнением отца.

Колтон не обратил внимания на презрительный смешок младшего брата и уверенно продолжал:

— Я по-прежнему убежден, что Брианна ведет себя странно.

— А я полагаю, она просто более пылкая и, возможно, чуть более склонная к авантюрам, чем ты думал. Зачем зря ломать голову, если в твоей постели лежит прекрасная, страстная женщина, будь она даже твоей женой?

Затянутой в перчатку рукой Колтон потер подбородок и прищурился от яркого солнца.

— Наверное, с одной стороны, глупо переживать по такому поводу, просто Брианна застала меня врасплох. Когда же я поинтересовался, где она научилась таким вещам, она ушла от ответа.

Роберт с трудом удержался от смеха.

— Колт, ты единственный, кто способен подвергнуть холодному анализу ночь любви. Мне кажется, ты слишком много думаешь. Ты всегда был таким.

— Я привык иметь дело с опытными женщинами, — пробормотал Колтон. — Это очень необычно для меня, но, возможно, ты и прав: все происходящее вполне естественно по мере привыкания Брианны к совместной жизни. Две ее ближайшие подруги — графиня Бонэм и Ребекка Марстон. Представить не могу, чтобы Бонэм мог научить подобному свою жену, ведь они женаты еще меньше, чем мы с Брианной. Мисс Марстон не замужем, отец следит за ее поведением, к тому же это утонченная леди. Вряд ли кто-то из них тайком дал моей жене этот бессовестный совет, и я представить не могу, с кем еще Брианна могла обсуждать столь личные вопросы. Полагаю, нечто подобное могла сказать ее сестра, но ведь она уважаемая мать троих детей.

Упоминание о прелестной Ребекке с глазами цвета моря и блестящими темными волосами вернуло Роберта в тот вечер, когда они стояли, прижавшись к изгороди, его губы почти касались ее губ, и ему передавалась дрожь ее стройного тела. Это происшествие не имело значения, всего лишь недолгая вежливая беседа, а затем поспешное бегство от настойчивого лорда Уоттса, однако за последние несколько дней Роберт не раз возвращался к нему в мыслях. Поразительно, но он никак не мог выкинуть эту встречу из головы.

Все этот проклятый жасминовый аромат, сердито повторял он про себя. Он пробуждал фантазии о садах с небывалыми цветами, нежной, гладкой коже, еле слышном вздохе…

Должно быть, он действительно пресытился, раз думает о запретной мисс Марстон. Она девушка на выданье, напомнил себе Роберт и постарался запретить себе, даже мечтать о ней. К тому же после того случая ее отец, сэр Бенедикт, едва удерживался в рамках вежливости, встречаясь с Робертом лицом к лицу.

— Если тебе интересно мое мнение, забудь о случившемся, Колт, — коротко произнес Роберт, — иначе ты рискуешь лишить свою очаровательную жену уверенности в себе. Я бы на твоем месте сказал ей, что пока она не тратит больше необходимого, пусть распоряжается своими карманными деньгами, как ее душе угодно, а также пошел бы на другие уступки, которые не причинили бы тебе особого неудобства. Совершенно ясно, она стремится доставить тебе удовольствие. Так ответь ей тем же. — Роберт пришпорил коня. — А теперь давай галопом! Мне не терпится испытать Сахира. Сегодня утром он в отличной форме.

В комнате для музыкальных занятий было тихо, окна закрыты длинными бархатными шторами цвета слоновой кости для лучшего звучания и создания интимной атмосферы. На фортепиано стояла чернильница, и лежало несколько листов линованной бумаги всего с несколькими нотными знаками, а тишину нарушало лишь легкое поскрипывание табурета.

Этим утром муза ее не посещала, со вздохом призналась себе Ребекка. И так уже несколько дней. Эта новая жизнь доставляла ей одни страдания. Каждое утро она входила в комнату и принималась за те же самые занятия: разложить листы бумаги для записи нот, как только мелодия возникнет у нее в голове, усесться на табурет, тщательно расправив платье, и поднести пальцы к клавишам.

Но ничего не получалось. Привычная радость творчества покинула Ребекку. Музыка, всегда бывшая ее первой любовью, уступила место новой страсти, отвлекавшей ее от написания мелодий.

Подперев подбородок рукой, Ребекка задумчиво наигрывала мелодию в фа-диез и несколько мгновений держала палец на клавише. Вот оно. По крайней мере, она нашла кое-что, вместо того чтобы просто сидеть и мечтать о несбыточном.