Насосы интуиции и другие инструменты мышления - Дэниел К. Деннетт

Мой покойный друг, специалист в области информатики Джозеф Вейценбаум, хотел стать философом и на закате своей карьеры попытался отойти от частностей к глубокомыслию. Однажды он рассказал мне, как за ужином, когда он после долгих раздумий ударился в разглагольствования, его дочь Мириам воскликнула: “Ого! Папа только что сказал глубокость!” Какой прекрасный термин![12] Я решил позаимствовать его и найти ему более аналитическое применение.

Глубокостью называется утверждение, которое кажется важным и истинным – и мудрым, – но добивается этого за счет своей двусмысленности. На первый взгляд, она очевидно неверна, но потрясла бы мир, окажись она верной; на второй – верна, но банальна. Неосторожный слушатель выхватывает зерно истины из второго прочтения и сокрушительную важность из первого и думает: “Ого! Да это глубокость”.

Вот вам пример. (Лучше присядьте, это не для слабонервных.)

Ого! Невероятно. Фантастика, правда? Нет. На первый взгляд, это очевидная глупость. Я не знаю, что такое любовь – возможно, чувство или эмоциональная привязанность, возможно, межличностная связь, а возможно, высочайший уровень человеческого сознания, – но всем нам прекрасно известно, что она не просто слово. Любовь в словаре не найдешь!

Мы можем снова прочитать это утверждение, использовав правило, которое очень важно для философов: говоря о слове, мы ставим его в кавычки, а потому

Это правда. “Любовь” – слово русского языка, но всего лишь слово, а не предложение, к примеру. Оно начинается на букву “Л”, состоит из шести букв и находится в словаре между “любезным” и “любознательным”, которые тоже всего лишь слова. “Чизбургер” – всего лишь слово. “Слово” – всего лишь слово.

Но это неправильно, скажете вы. Безусловно, человек, сказавший, что любовь – всего лишь слово, имел в виду совсем другое. Несомненно. Но он этого не сказал. Может, он имел в виду, что “любовь” – это слово, которое вводит людей в заблуждение, заставляя их поверить, что им обозначается нечто чудесное, чего на самом деле вообще не существует, на манер слова “единорог”, а может, он хотел сказать, что это слово настолько туманно, что никто не может знать, означает ли оно конкретную вещь, связь или событие. Но ни одно из этих утверждений нельзя считать достаточно правдоподобным. Возможно, дать определение слову “любовь” непросто, а в состоянии любви сложно быть хоть в чем-то уверенным, но эти утверждения очевидны, не слишком информативны и не мудры.

Не все глубокости так легко анализировать. Недавно Ричард Докинз рассказал мне о прекрасной глубокости архиепископа Кентерберийского Роуэна Уильямса, который описал свою веру как

Предлагаю вам самим проанализировать этот пример.

Умело используемый инструмент становится частью вас, подобно рукам и ногам, и это особенно верно в отношении инструментов мышления. Вооружившись этими простыми универсальными инструментами мышления, вы будете лучше подготовлены к последующим изысканиям: вы будете видеть возможности, слышать предупредительные сигналы, чуять подвохи и остерегаться ошибок, которые могли бы сделать в ином случае. Вам стоит также держать в уме некоторые максимы – к примеру, правила Рапопорта и закон Старджона, – которые будут нашептывать вам советы, подобно говорящему сверчку, напоминая о необходимости контролировать свою агрессию, когда вы вторгнетесь в дебри, размахивая оружием. Да, инструменты мышления можно считать оружием, поэтому сравнение с битвой вполне уместно. Дух соперничества, очевидно, представляет собой естественный побочный продукт интеллектуальных амбиций и дерзости, необходимой для работы над самыми сложными задачами. Мы увидели, что в пылу битвы даже великие мыслители порой обращаются к грязным трюкам в своем стремлении убедить вас принять их точку зрения, а конструктивная критика превращается в высмеивание, как только появляется возможность отпустить пару острот.

Мы будем рассматривать насущные вопросы смысла, эволюции, сознания и особенно свободы воли. При столкновении с некоторыми их аспектами вы почувствуете ужас или отвращение – и будьте уверены, вы в этом не одиноки, ибо даже именитые эксперты подвержены самообману и могут не видеть истины из-за убеждений, которые подкрепляются скорее эмоциональной привязанностью, чем логикой. Людям не все равно, наделены ли они свободой воли, каким образом сознание заключается в их теле и откуда смысл в мире, состоящем из одних атомов, молекул, фотонов и бозонов Хиггса, да и есть ли этот смысл вообще. Людям и должно быть не все равно. В конце концов, что важнее вопросов, кто мы в этом мире и что нам с этим делать? Так что будьте осторожны. Впереди зыбкая почва, а карты ненадежны.

Зачем начинать со значения (meaning)? Я начинаю со значения, поскольку этот вопрос лежит в основе всех сложных проблем, и причина проста: этих проблем не возникает, пока мы не начинаем говорить о них друг с другом и с самими собой. Барсуков не заботит свобода воли – проблема сознания не волнует даже дельфинов, поскольку задавать вопросы вообще не в их репертуаре. Все мы знаем, что любопытной Варваре на базаре нос оторвали, но именно любопытство толкает нас, мыслящих людей, забираться в дебри трудностей. Возможно, это негативный аспект языка и мы были бы счастливее – как спокойные, здоровые млекопитающие, – если бы не обращали внимания на эти вопросы, как наши сородичи-обезьяны. Но у нас есть язык, поэтому нам никуда не деться от Великих Вопросов, и простыми они не кажутся – хорошо это или плохо.

Первым делом в любом успешном исследовании нужно как можно лучше понять, от чего мы отталкиваемся и какое оборудование используем. Слова имеют значения. Как это возможно? Мы пользуемся словами и обозначаем вещи, говоря о них. Как это возможно? Как мы вообще понимаем друг друга? Кажется, собаки тоже “понимают” (вроде бы) несколько слов, даже несколько сотен слов, но без учета этих одомашненных трюкачей и других видов, использующих рудиментарные сигнальные системы (приматов, птиц… даже каракатиц!), словами пользуется только человек – и именно слова отличают наше сознание (mind) от сознания других животных. Это разительное отличие, но все равно кажется, что другие животные – “высшие” животные – наделены сознанием, а следовательно, в какой-то степени, пускай и небольшой, взаимодействуют со значениями: со значениями их перцептивных состояний, их побуждений и желаний и даже их снов.