Врата джихада - Александр Чагай
Шрифт:
Интервал:
Ксан считал, что в личной жизни ему не повезло. После неудачного брака он так и не обзавелся семьей, детьми, любимой женщиной. Однажды закрутил роман. Случилось это во время его командировки в одной из восточноевропейских стран. Оба, как говорится, потеряли голову, однако у Ирины имелись муж и дочка, и ей не хватало смелости разрушить семью. Так прошел год, потом второй. Ксану надоело в ответ на свои просьбы слышать избитую фразу: The answer is no, but keep trying[12]. Жить в ожидании телефонных звонков. Конечно, она его любила. Что с того?
Командировка заканчивалась, становилось ясно: скоро начнется другая жизнь. Ксан стал ухаживать за другой, наклюнулся матримониальный вариант. Накануне свадьбы назначил Ирине встречу в одном из баров. Та пришла радостная, возбужденная. Не дав ей рта раскрыть, грубо брякнул: дескать, женюсь. У Ирины кровь отхлынула от лица. Она схватилась за голову, несколько минут сидела молча. Потом, пошатываясь, встала. Ксан чувствовал себя препаскудно, но что он мог? Любые слова только продлили бы мучение.
С тех пор они виделись всего лишь раз. Произошло это спустя восемь дней, в городском парке. Она исхудала, говорила монотонно, бесцветно. Когда Ксан сообщал ей о своей свадьбе, она тоже хотела ему кое-что сказать. Давно собиралась, боялась, что не получится, она хотела преподнести сюрприз, предвкушала, как он обрадуется, когда она объявит, что все же готова уйти к нему... Что может быть лучше неожиданного исполнения желаний! Была еще новость: она ждала ребенка, была уверена, что это мальчик и даже придумала ему имя — такое же, как у отца.
Ничего этого Ирина сказать тогда не успела, Ксан ее опередил. Когда пересекала площадь перед баром, еще надеялась — догонит, окликнет. Старалась сохранять спокойствие— ей так не хотелось потерять ребенка, это была часть Ксана,любви, которая должна была остаться с ней. Но, несмотря на все старания, боль, зародившаяся глубоко внутри, усиливалась, разрасталась, как опухоль, сжиравшая все вокруг. Ирину чудом удалось спасти. Хирург матерился как грузчик, вытаскивая из нее куски неродившегося мальчика. Ее выпотрошили как курицу. Сказали, что у нее больше не будет детей.
Молодая жена терпела Ксана два года, но вскоре бросила,заявив, что не вынесет его злобы и желчи. Прошло несколько лет, и он женился на Наташе, в общем, тоже неудачно. Ксан старался как можно чаще ездить в командировки — постоянная смена впечатлений отвлекала от неприятных мыслей.
Рассказчик сделал перерыв, чтобы отдохнуло горло. Я соорудил ему гоголь-моголь, щедро добавив туда рома.
— Ну вот, — Ксан вытер верхнюю губу, — в подобном состоянии запросто можно было сорваться, в конечном счете, так и произошло. И все из-за Тасмины. Не знаю, был я в нее по-настоящему влюблен, или уверил себя в этом, какая,в сущности, разница.
За долгое время это была первая женщина, с которой Ксану хотелось быть вместе. Не обязательно в постели. Просто держать за руку, ходить в кино, смотреть телевизор. Все это глупо и недопустимо, убеждал он себя, нельзя крутить шашни с собственным агентом. С другой стороны, Тасмина, скорее, партнер. Не он ее завербовал, она сама предложила свои услуги, работала не за деньги. «Только не ври, себе не ври!»— вмешивался сидевший у него внутри строгий судья, и Ксан с неудовольствием соглашался: его отношения с Тасминой до сих пор носили сугубо профессиональный характер. Если разбавить их романтической любовью, получится адский коктейль, от которого никому не поздоровится.
Так или иначе, Ксан не внял голосу рассудка, решив на время задержаться в Пакистане. Он клялся, что уберется оттуда, как только «станет ясно с Тасминой», но смысл этого обещания ускользал даже от него самого. Он всячески старался сблизиться с предметом своего обожания, и на одном из официальных приемов познакомился с ее отцом.
Завидев Ксана, Тасмина обрадовалась:
— Просто замечательно, что я могу вас представить одному из моих лучших друзей. — Она подвела Ксана к статному господину лет шестидесяти, в спортивных брюках и намокшей от пота рубахе (был разгар лета). Звали его — Навид Юсуф-зай. Крупная голова ловко посажена на широкие плечи, истончившиеся седые волосы зачесаны назад и вбок. Набрякшие мешки под глазами, тонкие черты лица. Во взгляде сочетались независимость, уверенность в себе с примесью равнодушия ко всему земному. Немало пижонов и франтов отдали бы состояние за такой взгляд.
— Вы хорошо знаете Тасмину?
— Отцу положено знать свою дочь, — ответ прозвучал резковато, и Ксан отпустил про себя пару крепких словечек в адрес той, что преподнесла ему такой сюрприз. Юсуфзай же неодобрительно взирал на Ксана, щеголявшего в джинсах ильняном пиджаке. Сдержав нахлынувшее на него раздражение, тот взял отца Тасмины под руку и увлек внутрь дома. Там почти никого не было, только сновали расторопные слуги.Миновав анфиладу комнат, они прошли в курительную — с глубокими кожаными креслами и латунными пепельницами на длинных ножках.
Юсуфзай был известным хирургом (ему принадлежали клиники в Исламабаде, Карачи и Бхавалпуре) и слыл кудесником, сумев сохранить руки-ноги десяткам людей, казалось, обреченным на участь инвалидов. Среди исцеленных было немало кашмирских моджахедов и афганских талибов.Врач не скрывал симпатий к «борцам за свободу», подчеркивал свою набожность и щедро жертвовал на нужды мечетей.
Юсуфзай признался, что ему внушает опасения чересчур вольное поведение дочери. Он не обскурант, хиджаб ему не по вкусу, мир не повернуть вспять. Но нельзя забывать, где они живут.
Ксан согласно кивал, разделяя отцовскую озабоченность.Посетовав на тревожную обстановку в Пакистане, сказал, что это не то место, где молодая женщина может чувствовать себя в безопасности. Почему бы не подумать о переезде в Европу.Неужели Юсуфзай так любит свою страну, чтобы оставаться здесь в такое время?
— Любить? — в голосе врача прозвучала горечь. — Я ненавижу ее.
Ксанец решил было, что его разыгрывают, однако с изумлением увидел, что с Юсуфзаем происходит разительная перемена. Черты его лица заострились, губы сомкнулись, взгляд отразил фанатичную уверенность в своей правоте. Даже голос изменился: стал чеканным, механическим.
— Ненавижу несвободу и невежество, лицемерие, ханжество. Юнас Шейх, из медицинского колледжа в Ништаре, посмел заявить, что до сорока лет пророк Мухаммед не брил подмышек и не делал обрезания. Спорный тезис, но можно ли за это обрекать человека на смерть? Юнаса казнили. Как после этого любить Пакистан?
Ксан пробормотал, что в прошлом на Западе религиозная ортодоксия тоже была всесильной, однако Юсуфзай продолжал все более возбужденно и запальчиво.
— Арестован издатель, поместивший в своей газете фотографию женщины (не голой и вполне мусульманки) на той же полосе, где были напечатаны несколько строчек из Корана. Женщина — существо нечистое, подобное соседство неуместно! А сами вершители исламского правосудия безнаказанно грешат и прелюбодействуют. Мулла, член Национальной ассамблеи, изнасиловал несовершеннолетнюю в мавзолее святого Баба Фарида.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!