В спецслужбах трех государств - Николай Голушко

В республике распространялись провокационные слухи, что Ибрагимова могли убрать местные кланы в борьбе за власть накануне очередного съезда Коммунистической партии Киргизии, где его кандидатура могла пройти на должность первого секретаря ЦК. Ибрагимов действительно был уважаем в Киргизии. Выходец из беднейшей семьи, он получил высшее образование, стал авторитетным республиканским руководителем, воспитан в интернациональном духе, не был заражен местничеством и байскими замашками. Мне пришлось много раз встречаться с его женой Ревой Касимбаевной, умной и красивой женщиной. Родители дали ей необычное имя, ласково сокращенное от слова «революция» — такой нюанс многое означал для киргизской действительности советского периода. Семья по меркам того времени жила скромно. Достаточно отметить такую деталь: Ибрагимов имел собственный сапожный инструмент и сам в семье ремонтировал обувь.

Штаб по расследованию убийства располагался непосредственно в Чолпон-Ата, им руководил заместитель начальника 5-го управления Иван Павлович Абрамов, в годы перестройки назначенный заместителем генерального прокурора СССР. Я постоянно находился в столице Киргизии, был в составе большого коллектива из тринадцати оперативно-следственных групп, которые отрабатывали самостоятельные версии. Наиболее активными среди местных сотрудников были начальник отдела КГБ Киргизии Аскарбек Мамеев и начальник отделения Пак (имя не помню). Кореец исключительно скрупулезно вел разработку лиц, которые покинули Чолпон-Ата после происшествия. Среди разбежавшихся были и картежники. Из числа срочно выехавших из поселка обратили особое внимание на местного жителя Смагина, поведение которого проследили до Москвы. Причем были допрошены все пассажиры вагона поезда Фрунзе — Москва, которые общались с ним в пути, а также были установлены его связи в Москве. Подозрения в отношении Смагина отпали, так как по заключению дактилоскопической экспертизы смазанные отпечатки пальцев, оставленные убийцей на месте преступления, не совпадали с отпечатками подозреваемого. Не опознала его и Рева Касимбаевна, которая видела преступника, выходившего с оружием в руках из спальни расстрелянного мужа. Убийца ее не тронул, хотя они перебросились фразами. Отсюда возникли подозрения, что она может знать убийцу и по каким-то причинам не раскрывает его. Я отрабатывал эти деликатные детали следствия, поэтому часто встречался с вдовой. Конечно, я и виду не подавал, что осуществляю проверку этой версии.

Общеизвестно, что опасные преступления раскрываются по горячим следам или в ходе кропотливого труда и мастерства оперативных и следственных работников.

Сроки следствия затягивались на месяцы, вызывая недовольство московского руководства. Тяжело приходилось Абрамову. По его словам, Андропов упрекал нас в том, что «армия прикомандированных не может раскрыть преступления и проедает государственные средства». Абрамов изнурял себя и подчиненных сотрудников, работая до поздней ночи, без выходных. В результате напряженного труда с ним случился тяжелый инфаркт, и я выехал в Чолпон-Ата, чтобы доставить генерала в республиканский кардиологический центр, где он прошел длительный курс лечения. Абрамов отказался от реабилитации в Москве и выехал в Чолпон-Ата, чтобы продолжить работу по раскрытию преступления.

Во Фрунзе ко мне обратился молодой майор милиции Чернов, эксперт по дактилоскопии, который поделился своей догадкой: он считал, что есть некоторые признаки сходства отпечатков пальцев, оставленных преступником, со смагинскими. Как начинающий эксперт, он не осмелился говорить о своих выводах своему руководству, тем более опровергать официальное заключение старших, опытных специалистов. По совету Абрамова мы решили вместе с нашим оперативным работником отправить Чернова в Москву.

В столице были собраны самые квалифицированные эксперты страны. Комплексная дактилоскопическая экспертиза проводилась, по-моему, впервые с применением компьютерной графики, и комиссия сделала заключение о принадлежности отпечатков пальцев, оставленных на месте преступления, подозреваемому Смагину.

Следствие располагало типом оружия, из которого были убиты все погибшие. Такой карабин «Белка-3» имелся в семье Смагиных, но по показаниям отца оружие попало под колеса машины и пришло в негодность. Он демонстрировал его изогнутый ствол. Под давлением улик, особенно выводов дактилоскопической экспертизы, отец Смагина на допросах рассказал о подробностях совершенного сыном преступления, уничтожении одежды, в которой он был одет, бегстве его из поселка. Он сообщил, что кроме непригодного карабина у них имелся другой (тоже «Белка-3»), который был спрятан в поле после преступления, под мостиком протекающего арыка. При прочесывании местности солдатами было обнаружено орудие преступления.

Смагин-младший был объявлен во всесоюзный розыск. Через некоторое время в Самарской области в электричке, стоявшей в депо, был обнаружен труп человека, покончившего жизнь самоубийством. Им оказался Смагин. Он заметал следы, переезжал с одного места на другое, вел себя настороженно и даже внешне изменился до неузнаваемости.

Наше настроение было совершенно иным; преступник установлен, необходимо закрепить доказательства его вины и установить мотивы. Это было важно, чтобы снять разговоры в республике вокруг этих злодейских убийств. В это время в Киргизию приехал Филипп Денисович Бобков, заслушал наши доклады. Сами материалы составляли более сотни томов. При проведении дополнительного обыска в доме Смагиных была обнаружена старая школьная тетрадь, в которой несколькими годами ранее ученик 10-го класса Смагин на двух страницах описал преступление, близкое к реальному: «Я возьму винтовку и буду убивать киргизов…»

Во время проведения оперативно-розыскных мероприятий по расследованию убийств в Чолпон-Ата было раскрыто, так сказать попутно, около 70 уголовных преступлений в республике: хищений государственной собственности, мошенничества, разбоев, взяточничества. Заместителю начальника следственного отдела КГБ СССР генералу Леониду Ивановичу Баркову и мне была дана команда оставаться в Киргизии до завершения указанных уголовных дел и вынесения по ним судебных решений. Были опасения, что уголовные дела могут быть заволокичены, так как к некоторым преступлениям были причастны влиятельные в республике лица, вплоть до сына первого секретаря ЦК. К примеру, к уголовной ответственности за взяточничество был привлечен заместитель прокурора республики.

Московская бригада оперативников зафиксировала встречу прокурора с крупным расхитителем социалистической собственности. Что могло их, мирно беседующих на скамейке в парке, связывать между собой? Наш сотрудник, проходя мимо, как бы случайно бросил в урну около скамейки пустую пачку сигарет. Таким образом диктофон зафиксировал разговор между этими «приятелями»: прокурор требовал на порядок увеличить ежемесячное вознаграждение, мотивируя тем, что он повышен в должности до заместителя республиканского прокурора.

Обстановка в этой среднеазиатской республике была сложной. Внутренние противоречия затушевывались, чтобы не досаждать центру, создавалась иллюзия размеренной и благополучной жизни народа.

Прибывший в Киргизию на работу молодой специалист писал своим друзьям: «Преступление в Чолпан-Ата ужасное. Вы спрашиваете, сохранились ли в республике басмачи, которые были против советской власти? Конечно, их нет. Но если бы басмачи предвидели, какая в Киргизии будет установлена советская власть, они бы тогда с нею не боролись».