Обожаю грешников - Барталомей Соло

– Я уважаю вас, Маргарита Михайловна, – тихо сказал Даниил. – Но я попытался в этой статье донести события, происходящие на Западном Полушарии с иной точки зрения…

– Так, так, так, стоп! – Маргарита Михайловна подняла руки. – Ты кто, блять, такой вообще, а? Ну-ка, в глаза мне смотри! Чего несёшь, Даниил? Ты знаешь, кто вообще твой работодатель?

– Знаю.

– Так куда ты прешь, не пойму? Тебя, что, зарплата твоя не устраивает?

– Устраивает, Маргарита Михайловна. Просто я подумал, что могу принести пользу, выпустив такую статью.

– Ты серьезно сейчас? – она всплеснула руками. – Пользу? Да тебя за такое больше никогда на работу не возьмут, а ещё и посадят по-хорошему! У тебя, что, инстинкт самосохранения отсутствует? Ты только послушай, что пишешь! «В рядах враждующей стороны плечом к плечу со вторженцами с другой планеты воюют и обычные американцы. Не все они, как выяснилось, относятся к инопланетянам враждебно и готовы отстаивать их право на интеграцию в западное общество. Многие американцы подтверждают, что обороняют свою землю в рядах с инопланетянами, давая отпор агрессорам с Восточного Полушария». С ума сошёл? Это кто агрессор, а?

– Мой товарищ, Дмитрий…

– Преступник! – вставила Маргарита Михайловна. – Можешь быть уверен, что он не вернётся с фронта. По крайней мере, я сделаю все, чтобы именно так и было. Такие, как он, вносят смуту в размеренную и устоявшуюся жизнь. А такие податливые юнцы, как ты, Даня, потакают им. Большей ереси я ещё в жизни своей не слышала… – она закурила сигарету и откинулась на спинку кресла. – Значит, так. Через час жду тебя у себя с новой статьей. В твоём стиле, в твоём блестящем изысканном стиле, Даниил. И послушай, что я тебе скажу, дорогой. Больше никогда, запомни! Никогда так не делай. Предателей в наших рядах не любят, и я очень не хочу, чтобы тебя записали в ряд этих самых предателей, которых нам потом приходится ломать. Тебе все ясно?

– Мне все ясно, – повторил Даниил. – Только позвольте один вопрос напоследок?

– Только один.

– Как вы считаете, то, что мы делаем, можно назвать журналистикой?

Маргарита Михайловна побелела, брови ее сошлись, и глаза налились кровью.

– Пошёл вон отсюда! – был ее ответ.

Даниил так и не вернулся. Написал заявление и уволился в тот же день. После такого скандала с «Новус Эст» его, конечно, не взяло на работу ни одно информационное агентство, даже оппозиционное – мелкие конторы боялись навлечь на себя гнев информационных гигантов. Он не сумел продать свою статью ни одному издательству, а когда закончились деньги, Даниил судорожно принялся искать работу. Маргарита Михайловна позаботилась, чтобы в Москве его занесли в чёрный список все мало-мальски успешные конторы. Дядя не брал трубку. Даниил попытался создать блог, вести свой канал, но и эти ресурсы быстро заблокировали.

Как-то весенним мрачным днём он прогуливался по аллейке, курил дешевую сигарету и размышлял о совершенно низменных вещах, например о том, как прокормить себя этим днем. Навстречу ему шёл мужчина, и черты его лица показались Даниилу уж больно знакомыми. Это был Дмитрий. Дима Коптев, однокурсник Даниила и военный корреспондент, который снабжал его информацией с Западного фронта. Димка изменился за это время – они не виделись почти год, и теперь он сильно раздобрел, отпустил бороду и надел на нос причудливые очки.

– Дима! – выкрикнул Даниил, замерев в ступоре. Дима остановился не сразу, сначала притормозил, прищурился и уж потом, минуя пару метров, встал. – Не узнал?

– Даня? – нахмурил брови тот. – Ты, что ли?

– Я, конечно! – всплеснул руками Даниил. – Ты какими судьбами тут, братец?

– Да я… – Дмитрий потупил взор. – Я же перевёлся, в Москву вернулся в том году. Работаю здесь теперь.

– Где трудишься?

– В «Новус Эст», – пожал плечами Дмитрий. – Хорошее место предложили в международном департаменте, платят прилично.

– Как же так, брат? – Даниил отпрянул. – Ты ведь статьи писал разоблачающие, за правду топил, справедливость в высшую степень возводил. Да меня оттуда погнали из-за нашей с тобой переписки, а теперь я не могу даже менеджером вшивым устроиться.

– Да ты не кипятись, – Дима отступил, выставил вперёд руку. – Я там лишнего наговорил тогда… До сих пор раскидаться не могу. Ну, не бывает правды, не бывает, брат! И справедливости тоже нет. Мы, блять, дескать, такие ужасные, а они – все ангелы во плоти. Нет! Обе стороны хороши, обе используют грязные методы в этой войне, которой нет ни конца не края. С той стороны тоже столько подводных камней всплыло, что голова кругом идет. Да кто мы такие, чтобы вклиниваться в этот процесс, а? Да что мы можем вообще? Ты только посмотри на себя – грязный, запущенный, воняешь. Брат, ну скажи мне, неужели жизнь одного единственного индивида не стоит ничего? Вот так я размышлял и пришёл к выводу, что жизнь моя – самая высшая ценность на этом свете. А в жизни я хочу есть, пить и получать набор услуг, которые эту короткую и мрачную жизнь сделают чуточку лучше. Вот в чем суть, понимаешь, брат? Ради чего вся эта возня?

Даниил внимательно его слушал, а потом проговорил:

– Давай так. Замолви за меня словечко в «Новус Эст». Я принесу публичные извинения и буду ебашить как раб, принимая все их сучьи кодексы и правила.

Дмитрий как-то странно смерил Даниила взглядом, протянул руку и вяло ее пожал. А затем он отправился дальше, по своим делам. Даниил проводил его взглядом и пошёл по делам своим. Он умер через две недели от какой-то неизученной болезни. По крайней мере, так было написано в его некрологе.

ДРЯНИ

Маше было двадцать, когда умер ее отец. Глупейшая смерть из возможных – вырезали аппендицит в местном отделении и занесли заражение. Четыре дня в огненном бреду, а потом мучительная смерть и пожимающие плечами врачи. Тогда она впервые задумалась о том, что этот мир не такой уж и радужный. Она возненавидела людей в белых халатах за то, что у них есть право на такие глупые ошибки, цена которых – человеческая жизнь. И этим правом бездарные неучи пользуются в полной мере на регулярной основе. Учебу в престижном вузе, куда отец устроил ее по блату, Маша перестала рассматривать как плацдарм для дальнейших перспектив в жизни. Почти все студенты платили за каждый зачет и экзамен, а по-настоящему учились лишь единицы, да и те время от времени носили деньги тому или иному несговорчивому преподавателю. После смерти отца платить за учебу она больше не могла, да и учиться