Хуторок в степи - Валентин Катаев

– Таких даже и банок не бывает.

– Не бывает? – едко улыбнулся Петя.

– Не бывает.

– Много ты понимаешь в банках! – пробормотал Петя, прошел встоловую и, вернувшись назад, бережно поставил на стол между глобусом имикроскопом тяжелую банку. – Ну, скажешь, не шесть фунтов?

– Ладно. Твоя взяла.

Гаврик придвинул к себе тетрадь и написал еще три латинскиебуквы: «О», которая писалась так же точно, как и русское «О», «П», котораяписалась, как русское «Р», и довольно-таки странную букву «Q», над хвостикомкоторой пришлось потрудиться.

– Молодец! – сказал Петя и, немного поколебавшись, прибавил:– Между прочим, давай попробуем варенья… хочешь?

– Можно, – согласился Гаврик. – А от тети не нагорит?

– Мы попробуем только по одной чайной ложечке, она даже незаметит.

Петя сходил за чайной ложечкой, а затем терпеливо развязалбантик туго затянутого шпагата. Он осторожно снял верхнюю бумажку, которая ужеприобрела форму шляпки, а потом еще более осторожно снял пергаментный кружок.Под этим кружком, пропитанным ромом, для того чтобы варенье могло сохранятьсявозможно дольше, уже была непосредственно поверхность самого варенья,глянцевито и тяжело блестевшая в уровень с краями банки. С величайшейосторожностью Петя и Гаврик съели по полной ложке.

Екатеринославская бабушка вообще славилась как великаямастерица варить варенье, причем клубничное удавалось ей особенно хорошо. Ноэто варенье было поистине неслыханное. Никогда еще Петя, а тем более Гаврик непробовали ничего подобного. Оно было душистое, тяжелое и вместе с тем какое-товоздушное, с цельными прозрачными ягодами, нежными, отборными, аппетитноусеянными желтенькими семечками, и елось на редкость легко.

Друзья по очереди начисто вылизали ложку и с радостьюзаметили, что варенья в банке, в сущности, совсем не убавилось: его поверхностьбыла по-прежнему вровень с краями. Несомненно, здесь действовал какой-то законбольших и малых чисел – большого объема банки и малого объема чайной ложечки, –но так как Петя и Гаврик еще не имели понятия об этом законе, то им показалосьпочти чудом, что варенье не иссякает.

– Как было, – сказал Гаврик.

– Я же тебе говорил, что она не заметит.

С этими словами Петя положил на поверхность вареньяпергаментный кружок, прикрыл банку шляпкой бумажки, крепко завязал шпагатом,сделал точно такой же бантик, как раньше, отнес банку в буфет и поставил напрежнее место.

За это время Гаврик успел написать еще две латинские буквы:«R», вызвавшую у него насмешливую улыбку, так как она представляла собой не чтоиное, как по-детски перевернутое русское «Я», и двуличное латинское «S».

– Хорошо! – похвалил Петя Гаврика. – Между прочим, я считаю,что мы можем совершенно свободно попробовать еще по одной ложечке.

– Кого?

– Варенья.

– А тетя?

– Чудак, ты же видел сам, что его осталось ровно столько,сколько было. Значит, если мы попробуем еще по одной ложечке, то его опять-такиостанется столько, сколько было. Верно?

Гаврик подумал и согласился: нельзя же было идти противочевидности.

Петя принес банку, так же терпеливо развязал бантик тугогошпагата, осторожно снял верхнюю бумажку, затем еще более осторожно –пергаментный кружок, полюбовался литой поверхностью варенья, по-прежнему тяжелоблестевшего вровень с краями, после чего друзья съели еще по ложечке, начистоее вылизали, и Петя завязал банку шпагатом и сделал точно такой же бантик, какбыло раньше.

На этот раз варенье показалось еще вкуснее, а испытанноеблаженство еще короче.

– Вот видишь, и опять все как было! – самодовольно сказалПетя, поднимая по-прежнему тяжелую банку.

– Ну, нет, – сказал Гаврик. – Теперь, положим, самуючуточку, но не хватает. Я нарочно посмотрел.

Петя поднял банку и стал ее рассматривать.

– Где ты видишь? Ничего подобного. Варенье как было.Абсолютно как было.

– А вот и не абсолютно, – сказал Гаврик. – Это потому, чтонедостачу закрывают края бумажки. Ты отогни края, тогда сам увидишь.

Петя приподнял сборчатые края верхней бумажки и посмотрелбанку на свет. Банка была почти так же полна, как и раньше. Но именно почти, ане совсем. Образовался просвет не толще волоса, но все же просвет. И это былокрайне неприятно, хотя трудно было представить, чтобы тетя могла что-нибудьзаметить. Петя понес банку в столовую и поставил в буфет на прежнее место.

– Ну, покажи, что ты там нацарапал? – сказал он с наиграннойбодростью.

Вместо ответа Гаврик молчаливо почесал затылок и вздохнул.

– Что? Устал?

– Не. Не в этом. Я думаю, что хотя его и не хватает самуючуточку, а она все-таки заметит.

– Не заметит.

– Бьюсь на пари, что заметит. И тогда ты будешь иметь вид.

Петя вспыхнул:

– А хоть и заметит! Подумаешь! Ну и что из этого? В концеконцов бабушка прислала варенье для всех, и я имею полное право. Ко мне пришелчеловек заниматься, так что, я не могу угостить человека клубничным вареньем?Вот еще новости! Давай я сейчас принесу, и мы его съедим по блюдечку. Я уверен,тетя ничего не скажет. Даже будет довольна, что мы поступили честно и открыто,а не исподтишка.

– Может быть, не стоит? – робко сказал Гаврик.

– Нет, именно стоит! – с жаром воскликнул Петя.

Он принес банку и, чувствуя, что совершает честный,благородный поступок, наложил два полных блюдечка варенья.

– И хватит! – решительно сказал он, завязал банку и отнес еев буфет.

Но как раз и не хватило. Только теперь, съев по полномублюдечку, друзья по-настоящему распробовали дивное варенье и почувствовалитакое страстное, такое неудержимое желание съесть хотя бы еще по одной ложке,что Петя с суровым лицом принес банку и, не глядя на Гаврика, наложил еще поодному полному блюдцу. Петя никак не предполагал, что блюдце такаявместительная вещь. Посмотрев банку на свет, он увидел, что вареньеуменьшилось, по крайней мере, на треть.

Мальчики съели каждый свою порцию и облизали ложки.