Время химер - Бернард Вербер

Землю. Ожидание продлится несколько дней. Мы доложим о событиях здесь, пусть решение принимают органы правосудия, во всем разобравшись.

– Мне стыдно, что я использовала тебя, чтобы он себя разоблачил. Как твоя рана, не очень болит?

– Это не рана, а пустяковая царапина, я почти ничего не чувствую.

– Между нами есть кое-что общее: в меня тоже стреляли незадолго до отлета на МКС. Пуля задела плечо. Нам обоим сильно повезло. – Она наклоняется к Симону. – Хотелось бы узнать твою историю.

Он долго собирается с духом.

– Это история боязливого ребенка, который слишком быстро вырос и не успел осмелеть. В детстве меня все пугало: игла шприца для вакцинации, дантист, пауки, гроза, собаки, скалящие при лае клыки, полная темнота в моей комнате. Ночью я боялся, что у меня под кроватью притаился какой-то зверь, приходилось всегда спать со светом. В школе одноклассники, видя, что я всего на свете боюсь, пугали меня шутки ради. Худшим днем года был для меня праздник Хеллоуин. Потом, когда я стал следить по телевизору за новостями, мои муки усугубились. Но, как ни странно, по вечерам мне требовалась очередная доза испуга. Я смотрел выпуски новостей, завороженный, как кролик, попавший в лучи автомобильных фар. Преступления. Войны. Несправедливости. Манифестации. Забастовки. Скандалы. Эпидемии. Загрязнение среды. Всемирное потепление. Неизлечимые вирусные заболевания. Я не переставал обо всем этом думать.

– Моя мать говорила: «Пытаться понять мир по тому, что показывает телевизор, – все равно что попытаться изучить свой город, изучая происходящее в приемном отделении его больницы», – говорит Алиса, потягивая свое «пиво».

– Мне хотелось найти способ избежать будущих угроз, для этого я стал изучать научные дисциплины. Моя жизнь ученика-параноика продолжалась. Когда мне стукнуло двадцать, студенты, знавшие мою особенность, одолжили на факультете ветеринарии волка, вкололи ему транквилизатор и положили под мою кровать в комнате университетского общежития. Ложась спать, я услышал рычание: волк просыпался. Но я же вечно боялся, что под моей кроватью прячется чудовище, вот и в этот раз списал все на детские причуды и не сразу нагнулся, чтобы проверить. А когда заглянул под кровать, увидел два красных глаза, опять услышал рычание, почувствовал запах псины, увидел клыки и понял, что это самый настоящий волк.

Симон ежится от болезненного воспоминания.

– В тот вечер я испытал такой ужас, что враз поседел.

– От страха еще не то бывает, – кивает ученая, которой нелегко понять такую сильную боязливость.

– Знаю. Но чаще в мультфильмах, – соглашается Симон и продолжает: – Узнав о МКС, я понял, что смогу почувствовать себя в безопасности только там – то есть здесь… Прощай, страх нападения уличных хулиганов или ночного грабежа! Нет больше опасности ранения или смерти на войне, встречи с волком, заражения при эпидемии, не говоря уже о всемирной пандемии… Космическая станция – абсолютное убежище. Я составил учебную программу, преследующую одну цель: спрятаться в этом самом недосягаемом на свете месте.

– Ты добился своего…

– Я получил то, чего хотел, – фаталистически соглашается он, касаясь своей раны.

Алиса поворачивается и смотрит на русский модуль «Звезда».

– Пора заняться Пьером. Свяжемся с Землей, узнаем, когда оттуда прилетят… и избавят нас от него.

15

Двое французских ученых докладывают Центру управления в Куру об обстоятельствах акта саботажа в отношении инвентаря Алисы, изобличении виновного, судьбе обоих американских астронавтов и модуля «Кибо», отправленного преступником в межзвездный полет.

Они также сообщают инженерам о задержании командира корабля Пьера Кювье и о его изоляции в модуле «Звезда». Европейское космическое агентство подтверждает свое намерение максимально быстро отправить к станции челнок, чтобы забрать пленного, но предупреждает, что в данный момент свободный челнок отсутствует.

Придется ждать.

Алиса и Симон решают вести на станции нормальную жизнь, кормить Пьера и поддерживать отопление и вентиляцию в русском модуле.

Французы посвящают большую часть времени совместной работе над проектом «Метаморфоза».

– Передай мне, пожалуйста, сперму, Симон, – просит коллегу Алиса.

Ученый подает ей тонкую пробирку с серебристым веществом.

– Простое любопытство: у тебя уже есть опыт жизни в паре, Алиса? – обращается он к ней как ни в чем не бывало.

– Моя жизнь посвящена науке, только ей одной.

– Страсть к науке – единственная причина твоего безбрачия?

– Моя бабушка была русской, – отвечает Алиса с непробиваемым спокойствием. – Вынашивая мою маму, она работала на атомной электростанции типа Чернобыльской и, наверное, как-то раз слишком близко подошла к плохо защищенному месту с сильной радиацией… В итоге моя мать родилась с пороком развития, медики называют это «синдактилией»[17].

– Кажется, я знаю, что это такое. Сращение пальцев?

– Оно самое. В школе над ней смеялись одноклассники, говорили, что она будет чемпионкой по плаванию…

– Бедный ребенок! Представляю, как тяжело ей приходилось!

– Она всегда носила перчатки, чтобы скрывать свой недостаток. Потом семья эмигрировала во Францию, мать выучилась на биолога, познакомилась с моим отцом, ученым, изучавшим мутации живых организмов. Он был ее преподавателем. Несмотря на разницу в возрасте, они были счастливой парой, произвели на свет меня. А потом мой отец, помешанный на полетах, разбился при падении с параплана.

– Вы остались вдвоем с матерью?

– Она всегда поддерживала все мои начинания, особенно работу над второй диссертацией, когда мне пришла мысль создать при помощи генной инженерии гибридного летающего человека. Она даже призналась, что благодаря этому моему замыслу стала гордиться своими перепонками между пальцами, и одобрила мой план оснащения человека крыльями летучей мыши. По ее словам, этим я упрочила свою связь с отцом.

– Теперь мне понятнее, чем ты руководствовалась.

– Как-то раз она отдыхала с новым другом под Аркашоном[18], и его утащило течением в открытый океан. Она попыталась его спасти, но не справилась с течением. Спасатели позвонили мне и сообщили о ее гибели.

Алиса вздыхает.

– Знаешь, что самое странное? Первое, о чем я подумала, когда узнала об этой новой драме, это что у матери не хватило перепонок между пальцами, чтобы выплыть вместе с кем-то, преодолев течение.

Эти печальные воспоминания вызывают у девушки грустную улыбку.

– Чего тебе только не пришлось пережить! – сочувствует Симон. – К счастью, ты не унаследовала недостаток матери.

– Этот – нет. Но у меня все равно есть физический изъян…

Рассказать ему или лучше не надо?

Она выдерживает паузу, делает глубокий вдох.

– У меня есть одна морфологическая особенность, полностью меняющая ход моих мыслей.

Симон косится на ее руки.

– Нет, не там. Мой изъян, что называется, невидим глазу. У меня эндометриоз.

Симон с озабоченным видом качает головой.

Похоже, он знает, о чем речь.

– Всему виной остатки неандертальского ДНК. Это очень сильно снижает мои шансы завести