Мифы воспитания. Наука против интуиции - Эшли Мерримен

Недавно «Проект гражданских прав» изучал учеников младших классов в шести школьных районах страны. В это исследование попал Луисвилль, в котором, судя по всему, процесс десегрегации дал желаемые результаты. Опрос показал, что более 80 % учеников младших классов всех рас считают, что учеба в школе помогла им ладить с представителями других рас и этнических групп. Более 85 % учеников также считают, что мультикультурность в классах подготовила их к работе с представителями других рас и этнических групп. Город Линн также считают одним из лучших примеров школьной десегрегации. На вопрос о том, хотят ли ученики в будущем жить в районах со смешанным населением, 70 % небелых учащихся младших классов ответили положительно. Правда, на тот же вопрос положительно ответили всего 35 % белых учеников.

Заслуженный профессор университета Нью-Мексико Уолтер Стефан на протяжении всей жизни изучал отношение учеников к другим расам на следующий год после того, как в их школе прошел процесс десегрегации. Стефан установил, что отношение белых к черным улучшилось в 16 % школ. В 36 % школ ученики не отметили никакой разницы. В 48 % школ отношение белых учеников к черным ухудшилось. Заметим, что сам Стефан не сторонник сегрегации. К сожалению, сами по себе мультирасовые школы не приводят к укреплению дружбы между представителями разных рас. Как раз наоборот.

Джеймс Муди из университета Дюка специализируется на вопросе создания и поддержания подростками социальных связей. Муди проанализировал информацию опроса 90 000 подростков из 112 школ по всей стране. В ходе опроса учеников попросили назвать по пять самых близких друзей мужского и женского пола. Муди учитывал расовую принадлежность отвечающего и его друзей, потом сравнил количество друзей другой расы у каждого ученика с общим показателем соотношения учеников разных рас в данной школе.

Он пришел к выводу о том, что чем больше культурное разнообразие школы, тем больше ее ученики сегрегируют сами себя по расовому и национальному признаку. Следовательно, вероятность дружбы между представителями разных рас падает.

В результате в младших и средних классах школ со смешанным национальным составом учеников наблюдаются две разнонаправленные тенденции. Во-первых, у многих учащихся есть друг иной расы. Это радует. Во-вторых, дети чаще общаются с представителями своей расы. И это трагично. По мере увеличения культурного многообразия внутри школы вторая тенденция становится сильнее. Ребенок видит все больше и больше групп учащихся, в которые он не может попасть в силу расового происхождения, все больше столов в столовой, за которые он ни за что не сядет, и все больше невидимых границ, которые не стоит переходить. Это очевидный факт даже для тех, у кого есть друзья другой расы.

Совершенно справедливо то, что если у одного ребенка есть общие черты с ровесником другой расы, вероятность того, что они подружатся, увеличивается. Любопытно, что Муди об этом не забыл. Он учитывал статистику успеваемости, спортивных и дополнительных занятий и другие условия, способствующие процессу сегрегации и десегрегации внутри каждой конкретной школы. В результате Муди пришел к выводу о том, что мультикультурность школы приводит к большей сегрегации учащихся. Группа ученых из университета Северной Каролины провела независимое исследование подростковой дружбы, подтвердившее правильность выводов Муди. Исследователи пишут: «Многонациональные школы предоставляют детям разных рас больше возможностей для контакта, и, следовательно, там есть бо́льшая вероятность появления межрасовых пар „потенциальных“ друзей». Однако «по мере возрастания мультикультурализма в школе межрасовых пар друзей становится все меньше».

Рост возможностей для общения превращается в рост возможности отвергнуть представителя другой расы. Именно это и происходит.

Брендеша Тайнс из университета Иллинойса отмечает: «В начальных школах, в старших классах и колледжах по всей стране идет новая волна сегрегации… Какой бы мультикультуральной школа ни была, контакты между представителями разных рас вне урока минимальны. Желание общаться внутри собственной этнической группы препятствует общению между разными группами».

Вероятность того, что белый старшеклассник будет дружить с соучеником другой расы, равна 8 %. (Это верно и для «не самых лучших» друзей.) У их черных ровесников ситуация не намного лучше — 85 % их лучших друзей тоже черные. Друзья, относящиеся к разным расам, чаще всего имеют один, а не несколько общих интересов. По мере роста детей и перехода из средней школы в старшие классы они чаще всего расстаются.

Возможно, благодаря тому, что поколение современных детей растет в условиях мультикультурализма, наши дети научатся находить общий язык с детьми других рас. Однако многочисленные исследования свидетельствуют, что это скорее фантазия, чем реальность.

А если бы сами родители не молчали, а учили детей десегрегации, может быть, наши успехи на этом поприще были бы гораздо убедительнее?

* * *

В самом деле, разве так сложно разговаривать с малышами о расовых различиях? Филлис Кац упоминала, что родители свободно обсуждают с детьми вопросы пола и успешно борются с гендерными стереотипами. Можно взять эту схему как пример для разговора о расах. Если мы говорим дочерям: «Мамы тоже могут быть докторами, как и папы», что мешает нам сказать, что у докторов может быть разный цвет кожи? Это совсем не сложно. Вопрос только в том, как часто мы будем это повторять. Одернуть ребенка, когда он сделает некорректное замечание, — инстинктивное, но не вполне верное решение. Детский ум склонен обобщать и создавать правила на основе наблюдений. Иногда они вгоняют вас в краску замечаниями вроде «Только черные завтракают в школе, потому что они бедные» или «Ты белый, ты не можешь играть в баскетбол. Играй в бейсбол». Но если вы попросту заткнете им рот, они решат, что это запретная тема. Обсуждение расовых проблем станет еще сложнее.

Выводы, которые порой делают малыши, способны поставить в тупик даже видавших виды родителей. Дети не впитывают знания пассивно, они формулируют концепции. Биглер знает немало примеров, когда дети искажают свои воспоминания и факты, чтобы они поместились в созданные ими конструкции. Стремление детского ума создать идеальные категории достигает максимума к семи годам, поэтому второклассник может больше искажать факты для подтверждения своих умозрительных категорий, чем детсадовец. Родителям может показаться, что с возрастом ребенок начинает хуже понимать окружающий мир. Чтобы разговоры о расовых различиях не прошли даром, ученые советуют использовать предельно ясные формулировки, говорить на понятном ребенку языке. Моя приятельница неоднократно повторяла своему пятилетнему сыну: «Не забывай, все мы равны». Ей казалось, что он все понял. Через семь месяцев сын решил уточнить: «Мам, а что такое „равны“?»

В ходе другого исследования дети читали короткие биографии известных афроамериканцев. Например, Джеки Робинсона, который «был первым чернокожим игроком, попавшим в большой бейсбол». Половина класса прочитала только это, а половина — еще пять предложений о том, как раньше Робинсон играл в бейсбольной лиге для черных и как белые болельщики осыпали его насмешками и издевательствами после того, как он вышел играть на поле с белыми игроками.