Смерть носит пурпур - Антон Чиж

– Эк вас задело, коллега!

– Скажите, Аполлон Григорьевич, Федоров раньше показывал вам свои опыты? Спрашивал ваше мнение о них?

– Как-то раз завел в лабораторию, что помещается у него сразу за гостиной, плавильную печь, от которой труба торчит, не без гордости показал…

– Для вас приглашение на утренний эксперимент было полной неожиданностью?

– Полнейшей, – подтвердил Лебедев.

– Теперь понимаете, в чем дело? – спросил Ванзаров.

– Куда уж нам…

– Федоров написал вам приглашение, от которого невозможно отказаться. Вас бы любопытство заело, если бы не поехали. Но ему нужно было, чтобы вы не только приехали, но и увидели его учеников. Их он наверняка заманил не менее фантастическими письмами. Чтобы задержать вас на следующий день, когда можно поговорить с глазу на глаз, Федоров сообщил об опыте, который вы должны оценить.

– Мне кажется, вы перебарщиваете, коллега, – сказал Лебедев. – Для чего такие сложности старому пьянице?

– Только одна причина: он боится.

– Чего?!

– За свою жизнь. Он решил, что раз вы служите в Департаменте полиции, то, само собой, ловите злодеев. Те, кого он боится, были вам представлены. Случись что – вам же легче будет отыскать преступника.

– Для этого у меня ассистент имеется! – не без удовольствия заметил Лебедев. – Смышленый мальчонка. Только порой вредным бывает чрезвычайно.

Благодарность Ванзаров отложил на потом.

– Остается главный вопрос: почему Федоров испугался за свою жизнь, – продолжал он. – Что ему терять? Получил наследство?

– Какое там наследство! – Аполлон Григорьевич даже фыркнул. – Сколько его знаю, гол как сокол.

– Тогда это действительно вопрос.

– Ушам не верю! Неужели у вас нет никакого завалящего предположения? Светоч логики погас?! Какая досада… Позвольте, я закурю…

Ванзаров напомнил, что они в Царском Селе и воздух здесь надо беречь от сигарок.

– Предположение настолько смутное, что оглашать преждевременно… – сказал он. – Вы знаете кого-нибудь из гостей?

– Впервые вижу! И, надеюсь, в последний раз, – ответил Лебедев. – Неприятные личности. Мрачные, молчаливые, злые. Как стая ворон над трупом… Ой! – Аполлон Григорьевич схватился за рот, но было поздно. Слова уже вылетели.

– Вы тоже это отметили, – сказал Ванзаров. – Выходит, не зря господин Федоров дурочку валял.

До вокзала оказалось куда ближе пешком, чем на пролетке. На привокзальной площади было пусто, поездов из столицы до утра не будет, делать здесь извозчикам было нечего. На перроне было безлюдно. Последний поезд уже подали. В вагонах второго класса сидели одинокие пассажиры, паровозик недовольно фыркал паром. Ванзаров остановился напротив вагонной двери и молча рассматривал носки ботинок. Лебедев не лез к нему с разговорами, зная, что в этот момент совершается труд не меньше, чем у паровозного котла. И хотя он подтрунивал над логикой своего друга, но результаты ее признавал безоговорочно. Дали третий свисток. По перрону прошел щуплый юноша и запрыгнул в вагон третьего класса. Ванзаров проследил за ним взглядом.

– Кажется, господин Нарышкин в столицу собрался, – сказал он.

Лебедев стал оглядываться по сторонам, но никого не заметил.

– А кто это?

– Помощник Федорова…

Аполлон Григорьевич пожелал ему провалиться как можно глубже, потому что сейчас его беспокоил совершенно другой вопрос.

– Послушайте, коллега, вот вы сейчас уедете, а мне что прикажете делать? – сердито спросил он. – Как я без ассистента смогу выручить Федорова?

– Вы правы! – Ванзаров резко повернулся и быстро пошел в вестибюль вокзала, где уже мыли пол огромными щетками, а дежурный городовой, зевая во всю пасть, пристроился у билетных касс. Неготовый к столь резкому обороту, Лебедев замешкался, и ему пришлось догонять. Ванзаров шагал чрезвычайно быстро. Паровозный гудок и скрежет колес известили, что последний поезд отправился без одного пассажира.

Счастливее службы, чем у пристава Врангеля, трудно было представить. Блюсти порядок в Царском Селе было делом легким и приятным. Главная забота – следить, чтобы полицейские силы в составе двух участковых приставов, двух околоточных надзирателей, четырех надзирателей и десятка городовых выглядели подтянуто, форму имели опрятную, а сапоги начищенными. Да и дел-то у полиции не так чтобы много. Когда вытянуться в струну перед генералом, когда отдать честь проезжающей карете. За порядком во дворце следила дворцовая полиция, куда обычную не допускали. В армейских казармах делать и вовсе было нечего. Там свои законы и правила. Что же касается основных рассадников беспорядков – кварталов фабричных рабочих или трущоб, где ютится всякий сброд, – то в городе таковых не имелось.

Происшествия тоже были скорее анекдотические. То бешеная кошка накинется на мирную даму и покусает, то пролетка задавит гуся. Обычно пристав проводил в служебном кабинете строго отмеренные часы. Большую же часть дня, когда погода становилась хорошей, посвящал досмотру улиц, то есть неторопливым прогулкам, визитам в лавки, где не отказывался от угощения, и болтовне с обывателями. От такого распорядка фигура пристава обрела симпатично округлый силуэт, щеки были румяны и лоснились здоровьем, нагулянным на свежем воздухе. Режим дня, чистый воздух и спокойный образ жизни даже из пристава могут сделать милейшего человека.

Закончив вечерний моцион, Врангель пригласил отужинать своего помощника Скабичевского. Они поднялись в квартиру пристава, которая, по обычаю, находилась над полицейским участком. Врангель снял портупею, расстегнул ворот кителя и предложил Скабичевскому не стесняться, все свои.

Пристав уже примеривался к графинчику сладкой настойки и рыбной закуске, приготовленной заботами его жены, как вдруг снизу раздался нетерпеливый звон дверного колокольчика. Беспокоить полицию в такой час было в высшей степени неприлично. И прямо сказать, недопустимо. Пристав поморщился и крикнул кухарке глянуть, кого там принесло, но сказать, что до утра пускать не велено.

Пристав не успел еще и вилки взять, не то чтобы рюмочку пропустить, как в столовую ворвался какой-то господин. Был он молод, разгорячен и вид имел настолько решительный, что аппетит сразу пропал. Врангель наисуровейшим образом нахмурился и, как и полагается приставу, грозно хмыкнул. Врываться в полицию и вести себя подобным образом у них в городе не принято. Здесь вам не Петербург с его вечной спешкой.

– Что такое? – спросил пристав, оглядывая незваного гостя с ног до головы. С первого взгляда он ему не понравился: слишком юн, телом крепок и вообще напор во взгляде. От таких субъектов жди беды. Скабичевский скромно помалкивал.

Предчувствие не обмануло. Молодой человек представился чиновником особых поручений от сыскной полиции. От этих регалий сердце пристава неприятно сжалось, и он вдруг подумал, что покою пришел конец. Такие молодчики несут с собой только одни неприятности. Все же визит сыскной полиции обязывал. Да и фамилию эту пристав слышал, были разговоры о новом таланте, появившемся в Департаменте полиции. Кажется, Скабичевский ему и рассказывал. Врангель сообщил, насколько польщен визитом, и пригласил за стол разделить ужин. Где двое, там и третий. Скабичевский безропотно сдвинулся со стулом и тарелкой, освобождая место.