Черный человек - Ричард Морган

И насмехающиеся голоса остальных.

Он избавился от мелкой дрожи, спустился еще на две ступеньки и осторожно надавил ботинком на крышку люка. Та немного подалась.

– Круто.

– Первый?

– Ничего, – кисло сказал он. – Просто действую исключительно, чтоб его, осторожно.

Упершись рукой в стену шлюзовой камеры, он нажал на крышку люка, уже нетерпеливо, и…

…она прогнулась под его ногой.

Тяжело отъехала на шарнирах вниз, и вода обрушилась во внутреннюю тьму с долгим, гулким плеском. Произошедшее застало его врасплох, и он разжал пальцы, до того державшиеся за ступеньку. Падая, он неуклюже попытался ухватиться за что-нибудь рукой в перчатке, но не сумел и приложился головой об лестницу. Соскользнул прямо в открытый внутренний люк, успев издать сдавленный крик.

– Ууууу-ухх, – и закончил полет в какой-то куче, наваленной на бывшей стене нижнего коридора.

При ударе он прикусил кончик языка и зашиб плечо, автомат долбанул по ребрам. Джо зашипел от боли сквозь скрежетнувшие зубы.

Впрочем, кажется, его тело приземлилось на что-то мягкое. Он полежал секунду, ожидая, не донесут ли об ущербе его лежащие в замысловатых позах конечности.

Полное осознание всего тела, так точно, сержант.

Джо выдавил улыбку. Вроде бы ничего не сломал. Подняв голову, он обнаружил, что упал всего лишь метров с трех, и испустил сквозь фильтры маски глубокий, радостный вздох облегчения. Закончил его тихим ругательством.

– …твою налево.

– Первый? – проснулся командир, наконец-то, мать его, забеспокоился. – Доложите свое состояние. Вы ранены?

– Я в порядке. – Он приподнялся на одной руке, сощурился, разглядывая тьму, и включил фонарик на шлеме. – Просто провалился. Ничего…

Луч фонарика выхватил что-то, что не имевшее никакого смысла. Голова дернулась, луч уперся в то, что он уже видел…

– Вот херня, мужик, ты, должно быть…

Внезапно нахлынуло понимание пополам с неверием, и его стошнило прямо в маску. Нос и горло обожгло, и Джо впервые как следует увидел, чем было то мягкое, что прервало его падение.

Севджи Эртекин проснулась со странным убеждением, что над городом широкими серыми простынями висит дождь.

В июне?

Она моргнула. Где-то за открытым окном квартиры выла сирена по ее душу. Знакомая и вызывающая тоску, как звуки азана[25], по которому она, переехав в другой район, до сих пор скучает, но наполненная адреналиновым предвестьем, которого нет в молитве. Заржавевший профессиональный рефлекс было всплыл, но потом перевернулся вверх дном и затонул, когда на борт взошла память. Сирены больше не вызывают ее. В любом случае, наводящий меланхолию и перехватывающий дыхание вой полицейской машины доносился откуда-то издали. Его почти заглушали звуки уличной торговли шестью этажами ниже. Там раздавались крики, в основном добродушные, и музыка из центра на прилавке: неистовые неоарабески, слушать которые она была не в настроении. День начался без нее.

Вопреки здравому смыслу Севджи повернулась к окну. В лицо ударили лучи солнца и заставили ее прищуриться. Вариполярные занавески волновались на ветерке и словно горели, раскаленные добела в утреннем свете. Видимо, она забыла переключить их обратно в непрозрачный режим. Там, где край занавесок подметал пол, торчала бутылка из-под виски «Джеймсон», кто-то – ага, кто-то, конечно, Сев, и кто бы это мог быть? – закатил ее туда по полированным половицам гостиной, когда она опустела. Той самой гостиной, где Севджи, судя по всему, спала на диване одетой. Минутное раздумье – и сонный разум нашел в памяти подтверждение. Она осталась тут сидеть после того, как вечеринка закончилась, и единолично приговорила эту бутылку. Пришли смутные воспоминания о тихом разговоре с самой собой, о дымном тепле сбегающего по пищеводу виски. Все это время она думала, что выпьет еще один бокальчик – и все, еще один – и все, а потом она встала и…

Она не встала. Она вырубилась.

Это что-то новенькое, Сев. Обычно ты вырубаешься в постели.

Сделав судорожное усилие, она смогла все-таки сесть, но потом пожалела, что поспешила. Содержимое головы будто поехало в сторону на какой-то внутренней ножке. Накатила долгая волна дурноты, одежда показалась вдруг смирительной рубашкой. В какой-то момент она скинула ботинки – те валялись в противоположных углах комнаты, почти на максимально возможном расстоянии друг от друга, – но рубашка и штаны были на ней. Сохранилось смутное воспоминание, как она превесело перекатывалась на спине, пытаясь стянуть ботинки, а потом и носки. Хотя бы в этом она, судя по всему, преуспела, но перед всем остальным приходилось признать очевидное поражение.

И вот теперь рубашка бугрилась складками в подмышках, а чашечки слетели с грудей, пока она ворочалась с боку на бок во сне, и теперь болтались сами по себе. Одна вроде бы тоже в итоге оказалась под мышкой, а вторая и вовсе куда-то пропала. Брюки ниже талии как-то перекрутились и уже не сидели свободно; в животе тоже несколько напряженно. Мочевой пузырь был неприятно полон, а в голове монотонно пульсировало.

И дождь идет.

Севджи подняла глаза, и ее охватила внезапная первобытная злость, когда она отследила настоящий источник низкого шипящего звука. В углу комнаты все еще работала допотопная развлекательная панель JVC. Какой-то трек прокрутился на ней до конца, и капризная система не обрушилась по умолчанию в синий экран. Вместо него на мониторе плясали снежинки статических помех, и мягкое шипение лилось в уши вместе со звуками города за окном. Заполняло все, будто…

Губы сжались. Теперь ясно, что за трек она смотрела. Севджи не помнила этого – она просто знала.

И ни хера это не дождь никакой, разумеется.

Она, пошатываясь, встала на ноги и ударом заставила панель замолчать. Потом с минуту стояла в собственной квартире, как в чужой, словно она вломилась сюда, чтобы что-то украсть. Чувствовала, как сердце равномерно бьется в горле, и знала, что вот-вот расплачется.

Вместо этого Севджи яростно мотнула головой, и вместо слез пришла сильная, пульсирующая, как сонар, боль. Ковыляя через спальню в смежную ванную, она прижимала пальцы к вискам. Там на полке стояли таблетки от головной боли в пластмассовой бутылочке, а рядом – блистер из фольги с сином. Если говорить точнее, это был синадрайв к37– разработанные для военных целей суперэффективные капсулы, еще точнее – ее доля изъятого с черного рынка полицией Нью-Йорка препарата, в несколько раз более сильного, чем тот, что обычно называют сином на улицах. Она уже несколько раз принимала эти капсулки и нашла их пугающе действенными: они стимулировали симпатическую нервную систему и координацию, отодвигая на второй план все остальное, и делали это быстро. Севджи поколебалась мгновение, осознавая, что на сегодня у нее есть дела, пусть даже прямо сейчас она не помнит, какие именно.