Я забыла все на свете - Маэль Ферпье

– Значит, в тоннеле одностороннее движение?

– Апикутилар… Слишком много вопросов, – укоряет меня Сафр.

Он приносит из рубки две трубки и одну протягивает брату. Старший догрон достает из кармана кисет и набивает трубку. Зажигать ее излишне: табак начинает тлеть, стоит поднести трубку ко рту. Маргуль берет кисет и совершает точно такую же операцию. Я думаю, что он забыл про мой вопрос, но нет, из густого облака дыма, заслонившего руны, доносится ответ:

– Есть много рунических путей, связывающих наши миры. Это и каналы, и мощеные дороги, и проселки с верстовыми столбами. Взять этот тоннель: ход только в одну сторону.

– Что, существуют и другие миры?

– Я знаю два: твой и мой. Но я всего-навсего невольник-догрон. Я не знаю всех ответов.

Дальше мы плывем под руническими фразами в полном молчании. Вход в тоннель позади нас сжимается из яркого пятна в мерцающую точку. Я смотрю на свои ладони, освещенные волшебным зеленым светом. Он лежит на всем вокруг, все кажется нереальным. Нахожу взглядом клетки с животными. Совсем про них забыла. А ведь я за них отвечаю, таково повеление Эликса.

Я снова нарушаю молчание.

– Это надолго?

В этот раз я удостаиваюсь внимания Сафра, цедящего обращенный ко мне приказ:

– Нипируннаи!

Мне на выручку опять приходит его брат.

– На час, – тихо говорит он. – А теперь замолчи и не двигайся. Пусть время скользит, как корабль по течению. Для нас, догронов, это время сосредоточения. Ты должна это уважать.

Приходится мне прикусить язык. Ничего я не поняла. Что еще за особенный момент? Даю себе слово расспросить Маргуля позже, а пока что сажусь, привалившись спиной к рубке, натягиваю до подбородка спальный мешок и молча наблюдаю бег рун над головой.

Мне трудно поверить, что происходит что-то необыкновенное. Лично я не ощущаю никакой разницы. Ни покалывания, ни пощипывания, ни зуда. Пахнет мокрыми камнями, серой и табаком – все-таки рядом догроны. Выходит, у волшебства нет запаха. Вдруг оно действует, как радиация, – сила, которую наши чувства не улавливают, несмотря на ее сокрушительную мощь? Не вредно ли для здоровья подвергаться сильному волшебству? Вдруг меня ждут опасные последствия? Догроны – чудища, сотворенные колдовством Эликса. Но я-то совсем другая! Что будет со мной? Вопросов столько, что я больше не в состоянии усидеть. Мне необходимо потратить распирающую меня энергию хоть на что-то. Я верчусь и никак не нахожу удобную позу. В конце концов сбрасываю спальный мешок, но быстро замерзаю и снова под него ползу. Чувствую, догронам все труднее терпеть мою возню.

– Иввит акару? Нервничаешь? – спрашивает Сафр. – Тук, пужортарук. – И он сует мне свою трубку.

– Ты что?! – Я оскорбленно отталкиваю вонючую штуковину. – По закону я еще ребенок, дети не курят!

– Неужто? – Он искренне удивлен. – Матана. Жаль.

Крепко держа трубку, он усиленно втягивает дым, раздувая грудь и щеки. А потом наклоняется и выдыхает весь дым прямо мне в лицо. Я кашляю, задыхаюсь, меня вот-вот вывернет от запаха серы и гвоздики.

В следующую секунду гадливость сменяется истомой. Руки и ноги размягчаются, вся я превращаюсь в тряпичную куклу. Только и могу, что скорчиться под спальным мешком в полном оцепенении.

Зато мое сознание раскрывается, как лепестки цветка поутру.

Мое внимание привлекает шевеление на потолке. Я завороженно смотрю туда.

Рунические письмена оживают.

Там, где раньше зеленели только неподвижные буквы, возникают завитки, танцующие изгибы. Между рунами протягиваются зеленые жилки. Весь каменный свод покрывается густой сетью извивающихся изумрудных волокон. То же самое происходит под водой. Нагнувшись, слежу за непрестанно меняющимся калейдоскопом. Поверхность воды покрыта волшебной рябью. Движение воды увлекает за собой наш корабль.

Все это совершенно невероятно…

И так прекрасно, что я с трудом сдерживаю восторженный всхлип.

Но уже мгновение спустя я вздрагиваю от отрезвляющей мысли: это все Сафр с его ядовитым дымом! Табачок у догронов высокотоксичен! Вот я и галлюцинирую.

Но эти опасения, пусть и обоснованные, быстро рассеиваются. Остаются только бурная радость и восхищение, вызванные волшебством Рунического тоннеля.

В тоннель к зеленым рунам и дыму догронов начинает просачиваться свет. Еще несколько минут – и баржа выплывает из темноты. Теперь на нее обрушивается всесокрушающая лавина света. Огромное солнце обдает нас жаром и временно ослепляет. Несомненно одно: если здесь существуют времена года, то сейчас не осень. Я вскакиваю, сбрасываю спальный мешок, судорожно избавляюсь от куртки. При виде окрестного пейзажа удивленно застываю.

Лес уже позади, не видно больше ни деревца, о буйной флоре остается только мечтать.

Вокруг, насколько хватает взгляда, раскинулась усеянная камнями пустыня цвета охры.

Вдали, не знаю, на каком расстоянии, в колеблющемся раскаленном воздухе темнеют горы. Вдоль воды выживает чахлая растительность, возделываемая крестьянами, ковыряющими землю, такую же красную, как песчаные дюны. Насколько я понимаю, воду для орошения своих делянок они отводят прямо из канала. Одеты они как бедуины, но лиц разглядеть не могу. Не удивлюсь, если их облик окажется вовсе не человеческим… В конце концов, мы покинули мой мир, и я понятия не имею, что за существа населяют мир, в который мы приплыли.

Там и сям тощие четвероногие клячи волокут тяжелые плуги, на которые налегают закутанные в тряпье двуногие. Я бы назвала кляч зебрами, потому что спереди у них полоски, хотя сзади круп белый, а на голове рожки, как у антилоп.

Руны остались далеко позади, и баржа, не испытывая больше их влияния, быстро сбавляет ход. Сафр приказывает мне вывесить за борта «подушки», чтобы баржа не притиралась к каменным стенкам канала. Жду, что он запустит двигатель, но этого не происходит. Догрон окликает крестьянина, сидящего на берегу, в тени своих кляч. Крестьянин, похоже, оказался здесь неспроста: он вскакивает, ловит на лету брошенный Маргулем канат и привязывает его к ярму на шее одной из своих зебро-антилоп. Те покорно приступают к буксировке.

С появлением на палубе Эликса моей безмятежности приходит конец. На его голове теперь высится темный тюрбан, просторные черные одежды мало отличаются от облачения местных земледельцев. Может, он здешний? Широкая улыбка как будто подтверждает это предположение.

– Наконец-то пустыня! Как я соскучился по запаху песка и по жаркому солнцу!

Раз я признала его своим хозяином, уже не осмеливаюсь к нему обращаться. От этого вопросов в голове не становится меньше. Правда, задавать их – только его злить, ответов все равно не добьешься.

Эликс щелкает пальцами, указывая на клетки. Я помню, что поплачусь головой за утрату хотя бы еще одного животного. Напоминать мне об этом излишне. Тороплюсь на кухню за едой для своих подопечных. Содержимое шкафов возбуждает аппетит, и я успеваю сама поесть, наполняя корзинку сухим кормом для кота, паштетом для собаки, зерном и салатом. Тороплюсь обратно на палубу, как дисциплинированный солдатик, выпускаю зверье из клеток – строго на время, необходимое для уборки в клетках, после чего снова их туда заманиваю полными кормушками. Их слепая доверчивость трогает до слез, но я, возвращая зверей в неволю, кажусь себе предательницей. Колдун застрял на палубе – проверяет свой груз. То и дело чувствую на себе его взгляд. Уверена, стоит мне хоть немного дать маху – и наказание не заставит себя ждать.