Посею нежность – взойдет любовь - Берта Ландау

Так они побратались. Стали назваными братом и сестрой. Как в старых сказках.

Они пошли тогда домой вместе. Так часто случалось и раньше, когда Рыся точно знала, что отец не подведет и вернется домой трезвый.

Птича все спала, правда, температуру сбили. Мама тоже отоспалась, хотя под глазами ее проступали темные полукружья. Но в целом от нее шел покой и умиротворение.

– Мам, я Деньке все рассказала. Про папашу. У него тоже проблемы. Пусть он у нас ночует, а?

– Пусть, – согласилась мама, которая зауважала Дениса с первого взгляда, еще на школьной линейке первого сентября, когда привела своих девочек в новую жизнь, учиться.

Денька вел себя тогда как настоящий джентльмен: пропустил барышень вперед и портфели у обеих взял, чтоб лучше смотрелись со своими огромными букетами и в белых оборчатых фартучках.

Ляля тогда глядела и любовалась: вот это истинный кавалер. А Денька с Рысей еще и за одной партой оказались. Повезло несказанно.

– Пусть, конечно, ночует. Только надо у родителей разрешение спросить.

– Им все равно, – сказал Денька и втянул в себя воздух.

Рыся понимала, что он сдерживает бег слез. Не хочет перед их мамой выглядеть слабаком и нюней.

Мама все поняла. Не стала развивать тему родительского равнодушия, ахать и осуждать.

– Ну, я просто позвоню, предупрежу, оставлю наш номер телефона. Я так обязана сделать, Денис, понимаешь? Таковы правила.

Правила Денька любил. Ценил и уважал. По правилам легко жить. Силы зря не тратятся.

– Хорошо. Спасибо, – согласился он. – Я не насовсем. Но иногда хоть. Передохнуть.

– Мы тебе всегда рады, – заверила мама.

Она любила гостей, у ее родителей был всегда хлебосольный дом, в котором хватало угощений для зашедших на огонек друзей.

Мама тут же позвонила родителям Дениса и сообщила, где их ребенок. Те еще только с работы вернулись и пока что все соображали. Записали телефон. Сказали спасибо. Пригласили тоже заходить на огонек.

Проснулась Птича. Они вместе сделали уроки. Потом Рыся села на свой диванчик почитать и уснула. Уже до самого утра.

Отец неделю не заявлялся. Правда, звонил все время. Чуть ли не каждый час. Иногда говорил с детьми, иногда с Лялей. У всех просил прощения. Каялся.

Ляля ему уже не верила. Что-то в ней надломилось. Она понимала, что пить он не бросит, что будет пользоваться ее добротой и отходчивостью, пока она не уйдет на тот свет.

Тот свет, кстати, все чаще казался ей отличным вариантом. Она невероятно уставала во время этой беременности. Думая о родах, не представляла себе, откуда возьмутся у нее силы, чтобы помочь младенцу появиться на свет.

Муж все звонил и звонил.

Тогда Ляля поставила условие: он должен сделать что-то, чтобы семья поверила, что обещание бросить пить – не очередной пустой треп.

– Хочешь, я зашьюсь? – решительно предложил Артем.

Он и раньше, бывало, в определенном покаянном настрое предлагал вшить ампулу, или, как ее называли, торпеду. Действие ее заключалось в том, что если человек со вшитой торпедой выпивал, он мог сразу отдать концы. Тут или надо было перед выпивкой извлечь торпеду, или уж совсем не пить. Ну, или, конечно, пить и подыхать, как собака.

Ляля всегда отказывалась от такого страшного, на ее взгляд, варианта: уж очень опасным для жизни он ей представлялся. Вдруг муж забудет, выпьет?.. Тогда она будет себя винить в его гибели. Нет, лучше не надо.

Но на этот раз она согласилась. Мало того – уверенно потребовала. Да! Это и был тот самый, решительный и окончательный ход, после которого его можно будет простить.

Они так и договорились.

На следующий же день отец пришел, гордо показывая швы на бедре: вот, мол, обещал и поспешил исполнить.

Мама сдалась.

Рыся почему-то нет. Она столько раз была свидетелем нарушения отцовских клятв, что эти швы ее совсем не убедили.

Она подумала-подумала и снова попросила мать оборудовать им кладовку для жизни.

В принципе в семье давно шли разговоры о том, как бы приспособить кладовку под, например, родительскую спальню.

А что? Чем плохо? Помещение 2×3 метра – шесть квадратов. Потолок, как и везде, высокий, все завидуют. Три шестьдесят! Так вот. Метража вполне хватит, чтобы поставить супружескую кровать и две тумбочки для книг по бокам. Красивые светильники, вешалочки в уголке, зеркало… Вполне обитабельная комната.

Без окна – это минус.

Но в минуты добрых семейных мечтаний отец предлагал сделать под потолком кладовки окошко. Оно выходило бы в гостиную и никому не мешало – наоборот, выглядело бы как подсветка, если гости собирались и создавалась интимная обстановка. Зато появилась бы возможность проветривать кладовку, открыв одновременно окно гостиной на улицу и «окно спальни». А дверь можно обустроить раздвижную, как в купе поезда. Место сразу сэкономится. Логично? Конечно. Тогда у детей была бы детская, у родителей спальня и плюс общая комната: игровая, гостиная, парадная столовая, когда все собираются вместе с друзьями и родными…

Однако жила семья от потрясения к потрясению. Никак руки не доходили, да и денег особо не было свободных, чтобы демонтировать кладовочные стеллажи, установить новую замысловатую раздвижную дверь, а уж тем более прорубать в стене кладовки окно.

Решили, что имеет смысл подождать появления новенького члена семьи. Когда он родится, семью, конечно, поставят на очередь, они дождутся и переедут в другую квартиру.

Пока можно перекантоваться и так.

Но Рыся, обдумывая возвращение отца, почему-то именно после эпизода с пистолетом неотступно мечтала о кладовке. О ее спасительной темноте, о ее полках, на которые можно забраться и спрятаться. Кладовка казалась девочке вполне надежным убежищем.

Вот она и попросила маму отдать им это зазря пропадающее помещение. Они просто будут уходить туда и заниматься своими делами, когда отец надумает в очередной раз бушевать.

– Так он же теперь не может, – удивилась мама. – Он же если выпьет, погибнет.

– Это ваши с ним дела, – уклончиво ответила Рыся. – А мое дело – спокойно вечерами уроки делать.

Мать недолго подумала и согласилась.

На следующий же день после разговора с дочерью Ляля вызвала сантехника Холина. Был у них такой спасатель. Мастер на все руки. Достаточно позвонить в жэковскую диспетчерскую и сказать, что в ванной течет кран. Через какое-то время заявлялся красноносый добродушный работяга. Менял прокладку в смесителе (кран все равно тек практически всегда), а потом спрашивал у хозяйки, чего еще надо сделать по дому. Он умел все. Быстро чинил, приводил в порядок, денег брал за труды совсем немного.

На этот раз мама попросила его врезать в дверь кладовки замок, чтоб он мог снаружи закрываться на ключ и изнутри защелкивался бы на задвижечку.