Прощённые долги - Инна Тронина

Солодовников всё понял, но легче от этого ему не стало. Он долго и яростно матерился, глядя в чёрно-радужную воду и грызя костяшку большого пальца. Он вспомнил, что тут, вроде, стоял ещё кто-то, обернулся, но тень мелькнула уже наверху. Мотор «четвёрки» шумел далеко, и некогда было заниматься теми, кто находился внутри. А вот этот, который стоял здесь, мог ещё пригодиться…

Ярослав взлетел по ступеням и увидел, как человек, прихрамывая, убегает в сторону набережной Кутузова.

– Стой! – крикнул он, не помня себя. – Стой, гад, стрелять буду!

Он был уверен, что тип этот связан с Озирским. Он, безусловно, помог тому переправиться на другой берег. А, значит, может что-то и знать о планах своего шефа. В любом случае, прихватить его и представить Али Мамедову не помешает – будет хоть какой-то результат ночной погони. Ведь неизвестно даже, на какую машину там сядет Озирский. Стало быть, её координаты не передать своим людям, не перехватить мента уже на правом берегу.

Ярослав выдернул из кобуры пистолет, моментально навинтил глушитель и два раза выстрелил вслед убегающему рыбаку. Одна пуля просвистела мимо его головы, зато другая ударила в правое плечо. Солодовников специально целился так, что ненароком не пристрелить ценного пленника.

Рыбак споткнулся, схватился за плечо, но не упал, а побежал ещё быстрее. На его счастье, мимо Летнего сада как раз проезжала чёрная «Волга» – видимо, с Литейного. Но вместо того, чтобы остановить её и указать на стрелявшего в него бандита, горе-рыбак бросился наутёк, оставляя за собой кровавый след.

– Ты чо, спятил, в натуре?! – прошипел водила, затаскивая Солодовникова в «восьмёрку». – Убери «ствол», пока не замели, и сиди тихо. Этот псих часто ночью тут рыбачит. Он на учёте, в «дурке». С моей матерью по соседству живёт, и никакого дела с Озирским не имеет. Ты бы меня спросил, а то давай сразу палить! Теперь твой автограф в ментовке окажется…

– Да заткнись ты! – устало сказал Ярослав, понимая, что водила прав. – Мало ли, кто его оприходовал! Меньше надо по ночам шляться. Езжай на Невский, всё равно упустили.

Ярослав взял рацию и вышел на Мамедова. Тот говорил спокойно, по-деловому, будто не лежал в это время в объятиях любимой женщины.

– Ушёл, значит? – подвёл итог Али, выслушав сбивчивый доклад Солодовникова. Тот, разумеется, умолчал про выстрел в убегающего рыбака. – Да кто ж от тебя ещё не уходил, козёл? Фанера ты слюнявая – одни понты, и только. Я тебе что говорил? Если преследование невозможно, помешать ему! Или ты никакой был? Задницей, что ли, слушал?

– Али, ну там никак было не помешать! Мост разведён, Озирский в лодке, уже на середине. Да ещё баржа его прикрыла, как нарочно. Кабы он поближе ко мне был, может, и получилось бы достать его пулей…

– Славик, а ты мыть не пробовал? – Мамедов говорил спокойно, но холодно. – Ты что мне гонишь, падла? Я тебе что приказал? Надо было завалить его! Я лично вручил тебе глушитель. Ещё в машине, когда стало понятно, куда он едет и что хочет сделать. Их двое в машине было?

– Да, он и водила, – подтвердил Солодовников.

– Водилу – к праотцам. Озирского – к нам! Тут бы мы его и поспрашивали по-дружески. Он ведь уже к агенту ехал – дебилу ясно. Потому так и страховался! Не на прогулку среди ночи он через Неву поплыл. Инструкции тебе были даны или нет?

– Были, – обречённо ответил Ярослав.

Он уже представлял, как оттопчется на нём Мамедов, чтобы выгородить самого себя перед Уссером. Но вины он с себя не снимал – действительно, попался, как лох.

– Он себя разоблачил! – продолжал Мамедов. – Заглотил крючок, на наше счастье. А ты буркалы вывалил! Погоди, увижу тебя, вправлю мозги. Твоё счастье, если Воронин на «ять» сработает. А если нет, обоих вас причинными местами свяжу и кину в реку. Ясно?

– Ясно. – Ярослав вытер обильно струившийся по лицу пот. Мамедов не шутил – он действительно мог так и сделать. Одна надежда, что Уссер не разрешит – всё-таки верных людей у него не так много.

– С-сука! – устало сказал Али и тяжело вздохнул.

Солодовников услышал ещё и женский голос. Внезапно его обуяла злость. Они тут бегают по набережным, а он гужуется с Элеонорой. А потом ещё и орёт на них, оскорбляет людей. Сам бы попробовал этого трюкача поймать! Потому такой и бешеный, что после траха пришлось проснуться.

– На том берегу полгорода! Выясняй теперь, куда он поехал. Всё дело накрылось из-за тебя, урода. Ладно, возвращайся, теперь уже бесполезно ждать. Будешь при мне до тех пор, пока Воронин не вернётся. Всех бы вас, опущенных, на Луну послать за такую работу! – И Мамедов отключился.

Ярослав достал платок из кармана «косухи», тщательно вытер лицо. Похоже, за ними никто не гнался, и выстрел в психа остался незамеченным. Дрожащими пальцами он вытащил из пачки сигарету, закурил.

Потом, будто очнувшись, зашипел на водилу:

– Чего стоишь, сохатый? Езжай на «третью квартиру». Там приказано ждать, чего Воронин добудет у своей простячки. Только смотри, про психа этого – ни слова. Понял? Если пасть откроешь, дня не проживёшь…

– Да нужно мне! – испуганно сказал водила и яростно повернул баранку. – Пропадите вы все пропадом, лишь бы надо мной не капало…

* * *

– Молочка парного хочешь? – Филипп отодвинул пепельницу и встал.

Андрей сидел напротив него, в кожаном кресле, разложив лист на коленях, и изучал схему. В руках он бездумно вертел Магдин циркуль.

– Что? – Озирский не сразу понял вопрос. – Ах, да… Конечно, хочу. В последний раз я его пил в деревне под Новгородом семнадцатого августа. Теперь у меня с этим связаны не очень приятные ассоциации, но молоко я всё равно люблю.

– Ты те события встретил в деревне? – Филипп уже хотел выйти, но остановился в дверях.

– Нет, я уже вернулся в город. Мы как раз работали по делу Стеличека…

– Понятно. – Обер вспомнил, о чём говорил Семён Ильич на «третьей квартире». – Сейчас вернусь, и мы кое-что обсудим.

Он принёс две расписные глиняные кружки, прямо из холодильника. Андрей отложил папку со схемой, припал к краю кружки, жадно ворочая кадыком.

Потом оторвался и выдохнул:

– Блаженство! Мне бы так пожить, да не выйдет. А за тебя я рад, честное слово. Корова, огород – что ещё нужно для счастья?

– Да, мне здесь хорошо, – согласился Филипп, тоже отхлебнув молока. – Я бы мог и не такой купить, а обычный, городской. Говорят, можно будет вскоре это делать…

– А жильцов куда? – удивился Андрей.

– На улицу, – хмыкнул Готтхильф. – Сами захотели этой власти. Зажрался народишко, надо его вразумить маленько. Да не бойся, я тут останусь! – успокоил Андрея Филипп. – Мне эти бетонные коробки на Гражданке надоели. Места нам пока хватает. Да и что ты завидуешь? У самого в центре теперь хоромы. – Филипп замолчал, задумался и будто бы позабыл про гостя.