Русский йогурт - Сергей Зверев

— Криминалист Хотимов… — начал перечислять Баранов. — Дотошный мужик. Вы и сами его как облупленного знаете.

— Я не о том, — раздраженно сказал Григорий Константинович. — Не юли, Баранов. На кого рассчитывать можно?

Марк Игнатьевич внутренне подобрался, сообразив, что шеф пришел в себя и намечает план дальнейших действий.

— Григорий… — капитан перешел на «ты», — и для нас паленым запахло?

— Возможно, — уклончиво ответил на тревожный вопрос Ветров. — Главное для нас — замять дело.

— Смеешься? Предлагаешь списать на несчастный случай?! — Капитан чувствовал, как ручеек пота струится между лопаток. — У Хрунцалова в башке пуля, и сам он наполовину обуглился…

— Убавь децибелы! — прошипел Ветров, сочтя голос подчиненного слишком громким. — Нам нужен козел отпущения. Подберем подозреваемого, помурыжим его, время потянем. Главное — бизнес сохранить! Согласен с выводом? — он посмотрел в глаза капитану.

— Не сможем мы без Хрунцалова, — без энтузиазма ответил тот. — Да и, если честно тебе признаться, побаиваюсь я, Григорий Константинович. Подставку я найду. Нет проблем. Но кто Васильевича уделал?

Нам-то рога не отобьют?

— Не знаю, Марк, — честно признался подполковник. — Конкурентов предостаточно. Вроде бы Петр говорил о каком-то шустряке из Питера, наезжавшем на него. Кажись, фамилия Бодгол. Но кто за ним стоит, не знаю.

— Рэкетир? — почесал затылок капитан.

— Какие рэкетиры на Хрунцалова замахнутся?! — Интонация Ветрова выразила глубочайшее удивление наивной глупостью собеседника. — Фирмач. Председатель АО… Тьфу, — сплюнул подполковник, — до сих пор не разберусь в этих сокращениях. Напридумывали… Петр проверить фирмача приказал, по всем каналам прощупать.

Оба милиционера делали уже третий круг у бассейна. Ветров то и дело подбирал бутылки, где оставалась хоть капля спиртного. Баранов последовал его примеру, отбросив природную брезгливость. От разговора в горле у капитана першило.

— — Закроем дело — себя обезопасим! — горячо убеждал Баранова подполковник, окатывая его тошнотворными волнами густого перегара. — Представь, начнут ворошить делишки Хрунцалова ребята из ФСБ или из Генеральной прокуратуры. Кончики веревочки обязательно нащупают. Потянут — и нас на свет божий извлекут. А у меня и у тебя, Марк, рыла в пуху…

— По самые… — Баранов хлопнул себя по паху.

— Вот и кумекай, кого следует к делу допускать-, кого гнать в три шеи. Подбери надежных ребят! — Голос Ветрова приобретал металлический оттенок. — Чтобы язык за зубами умели держать. Стажера я от тебя заберу. Физиономия у него слишком интеллигентная. Пускай попрактикуется в другом отделе.

— Не стоит, Григорий! Я парня обломаю. Нам ведь нужны новые люди, — улыбка искривила губы Баранова. — Инструкции твои я приму к сведению. Человечка нужного подберу. В крайнем случае пущу следствие на самотек. Но и ты обо мне не забывай, Григорий Константинович…

Про себя капитан прибавил: «Настриг „капусты“, тварь, а теперь задергался. Моими руками отмыться от грязи хочет».

— Прирежем довесок к твоей доле. Я, Марк, друзей никогда не обделял! — веско произнес подполковник, похлопав Баранова по плечу.

Высокий, точно колодезный журавль, милицейский старшина, обладатель длиннющих тараканьих усов, вбежал в зал бассейна.

— Товарищ подполковник! Еще одну нашли!

— Кого? — одновременно спросили следователь и подполковник.

— Бабу в номере! — забавно шевеля усами, ответил старшина, снимая шапку, словно отдавая дань уважения еще одной жертве преступления.

Лицо начальника вытянулось, приобретая пепельный оттенок.

— Я гостиничные номера осматривал, — быстро заговорил старшина, — зашел в двадцать первый, а на кровати сверток длинный, около него придурок этот сидит, песни распевает. Увидал меня — и шасть под кровать. Я его за ногу вытащил, двинул в торец, чтобы не дергался, — упоенно докладывал милиционер, не замечая, что Баранова и Ветрова вот-вот хватит кондрашка. — Дебил вырубился. Удар у меня пушечный, враз пяток зубов вылетает… Раскрутил я простыню, а там девка… — он остановился, чтобы офицеры смогли уловить захватывающий ход его решительных действий. — Остывшая уже и вся синяя. Я придурка к кровати наручниками пристегнул. Ребят позвал, пост выставил — и к вам!

Окончания речи усатого старшины ни Баранов, ни Ветров не дослушали. Оба со скоростью борзой, почуявшей зайца, метнулись к двери перехода.

Двадцать первый номер был зарезервирован для Хрунцалова. Никто другой не имел права в нем останавливаться. Апартаменты оформлял модный художник-дизайнер, приглашенный мэром из столицы. О том, сколько комбинат заплатил по счетам, выставленным московским специалистом, облагородившим интерьер номера, знала лишь главная бухгалтерша, Когда любопытные интересовались размерами суммы, у нее тут же подпрыгивало давление.

Допотопные, вечно протекавшие краны сменили сверкающие хромом американские смесители, рычащий унитаз в бурых потеках поменяли на дорогостоящее чудо испанского производства, напоминающее своими аэродинамическими очертаниями летающую тарелку. Специально для подруг Хрунцалова установили биде, на которое ходили поглазеть горничные, не привыкшие к буржуазным причудам.

Естественно, номер напичкали первоклассной бытовой техникой от экспресс-кофеварки до шикарного телевизора с огромным экраном. Окна комнат прикрывали стальные защитные жалюзи, предохраняющие уютное гнездышко Хрунцалова от воров и непрошеных гостей.

Посидеть с Петром Васильевичем в номере, побаловаться настоящим бутылочным пивом «Хайнекен» с горлышком, укутанным красивой золотистой фольгой, да под соленые арахисовые орешки позволялось доверенным лицам.

Номер состоял из двух комнат, ванной, совмещенной с туалетом, небольшой ниши в коридоре, где стояли электроплита и холодильник. Чтобы попасть в спальню, надо было пройти через зал. Плотные гардины плохо пропускали свет. Ветров, бежавший первым, зацепился за край низкого журнального столика, не разглядев его в сумраке. Падение было настолько неожиданным, что Баранов отпрянул назад, инстинктивно запустив руку в карман с пистолетом.

В спальне на широкой кровати среди сбитого в ком белья лежала молодая женщина. Нижняя половина ее тела была накрыта простыней, под голову подложена подушка. Казалось, она безмятежно спит, и только перехлестнутая удавкой шея говорила без слов — разбудить спящую никто уже не сможет.

Тонкая стальная струна петлей обвивала шею жертвы. Уйдя в кожу, она серебристой ртутной полоской проглядывала из багрового шрама, страшным ожерельем опоясывающего шею задушенной женщины.

Рядом, прикованный к дужке кровати наручниками, раскачиваясь всем туловищем, словно посаженный на цепь медведь, сидел Юрчик. Его разбитые губы выдували кровавые пузыри. Измусоленные штаны убогого были подозрительно влажными, а желтоватая лужа на светлом ковровом покрытии была весьма красноречива.