Пророк - Майкл Корита

А однажды вечером появился на ее крыльце. Она снова открыла дверь. И он больше не уходил.

* * *

Адам любил и одновременно ненавидел ее дом. Ненавидел потому, что дом записан на ее мужа, но налоги и ипотеку платила она, пока эта тупая задница сидела в тюрьме округа; ненавидел потому, что дом был заполнен змеями этого придурка — ее муж разводил питонов, и в доме жили шестьдесят или семьдесят штук, а Адам всегда испытывал отвращение к змеям; ненавидел потому, что очень хотел остаться здесь навсегда. Ненавидел потому, что Челси заслуживала гораздо лучшего, и одной из главных причин ее падения был Адам.

Любил потому, что здесь была она. Тут все было просто и ясно. Только тут.

Она не виновата в том, что несла с собой воспоминания. Что не стерла их начисто, что он каждый раз ненавидит себя, когда подъезжает к ее дому, что крепко зажмуривается каждый раз, когда она прикасается к нему.

Когда они познакомились, ей было семнадцать — она перевелась к ним из Кливленда, из Западного технического колледжа. Ее отец разорился, и семье пришлось покинуть дом на Кларк-авеню, который они арендовали, и переехать к тетке в Чамберс. Челси с матерью и тремя сестрами. Через час после ее появления в школе мальчишки уже шептались о ней в коридорах и туалетах; подростки с бурлящими в крови гормонами выворачивали шеи, чтобы взглянуть на нее. Победитель генетической лотереи, Челси взяла все лучшее от матери-итальянки и отца-пуэрториканца и была не такой, как большинство девушек Чамберса. Не такой, как большинство девушек. И она обладала властью; утомленная детским вниманием, могла одним долгим, испытующим взглядом пригвоздить тебя к месту и лишить воли.

В тот год только Челси отвлекала мальчишек от футбола. Девчонки всегда отвлекали, но в такой маленькой школе к выпускному классу большинство самых талантливых парней уже имели подружку — все беспокоились о фотографиях в выпускном альбоме, и быть одному считалось неприличным. Тут все оказалось по-другому: она была новой девушкой, не несла с собой груза прошлого и не знала о прошлом других, и поэтому каждый мог представить, что у него есть шанс.

Победил Адам.

На это потребовалось две недели. Дольше, чем ему хотелось. Дольше, чем он привык. Единственный из всей команды кандидат на переход в первый дивизион, 6 футов и 4 дюйма роста, 215 фунтов тугих мышц[2], темные волосы, синие глаза и обаятельная улыбка — с такими данными Адам не привык бегать за девушками. А за ней пришлось побегать, и поначалу это было похоже на веселое соревнование, а Адам любил соревноваться. Потом он узнал ее поближе и увидел то, что скрывается за кожей медового цвета, блестящими волосами и телом, которое обещало все, о чем он мечтал еще с переходного возраста. И он, черт возьми, влюбился в эту девушку, влюбился очень быстро. Так быстро, как можно влюбиться только в восемнадцать лет.

Это было осенью 1989 года.

Адам ухаживал за ней с середины августа, но только в сентябре Челси согласилась на первое свидание. Через неделю случился первый поцелуй — он уже встречался с девушками, но когда поцеловал ее, ноги у него задрожали, как после пробежки по трибунам, когда мышцы словно превращаются в желе, и ему пришлось правой ладонью обхватить ее затылок, чтобы не упасть. Она запомнила это и потом рассказала, что приняла его жест за признак мужской опытности, но Адам так и не раскрыл настоящую причину — просто не хотел, чтобы она почувствовала, как он дрожит, когда они целуются.

Дальше все было не так романтично. Страстные объятия и ласки, заднее сиденье автомобиля и столы для пикника. Они говорили о сексе. Он не был девственником, у нее был неудачный опыт два года назад.

«Никакого давления», — шутил Адам, но, когда девушка лишает вас сна, не дает сосредоточиться, лучше считать, что давление было. С Челси Салинас он был не Адам Остин, надежда штата Огайо, а мальчишка, у которого дрожали колени, когда они целовались.

Затем наступило 2 октября 1989 г. «Кардиналы» тренировались допоздна. Когда стало темнеть, на поле включили освещение, и все было пропитано запахом листьев, дыма и осени; все пахло футболом, дурацкие летние тренировки стали туманными воспоминаниями, начался настоящий сезон, последний для Адама, и все шло прекрасно, пока не появилась Челси. Они были быстры и точны — к удовольствию тренера Уорда.

А потом пришла она. Уорд объявил перерыв, посмотрел на Адама и сказал:

— Уведи свою девчонку с моего поля, Остин, пока из тебя не начали выплескиваться гормоны.

Адам подбежал к ней и спросил, в чем дело. Он был взволнован, потому что раньше Челси не приходила на тренировки, а сегодня чувствовал себя быстрым, чертовски быстрым, как волк на снегу или акула в темных глубинах.

Она накрыла его ладонь своей.

— Мне нужно с тобой поговорить.

Сквозь возбуждение, вызванное адреналином, он впервые заметил в ее глазах слезы.

— Что?

— Я возвращаюсь в Кливленд.

— Что?

— У тебя тренировка. Заканчивай. Я все объясню. Подожду тебя в твоей машине, ладно?

У него хватило сил только на кивок.

Она ушла, а он нахлобучил шлем и бегом вернулся на поле; легкий осенний ветер, десять минут назад казавшийся таким приятным, теперь был холодным и враждебным.

Они продолжили тренировку, хотя Адам ее не запомнил, за исключением того, что она никак не заканчивалась, и он мысленно проклинал тренера Уорда за каждый лишний повтор. Наконец они закончили и отправились в душ; он торопился, одной рукой вытирая грудь, а другой натягивая трусы, когда появился Кент. Новичок, он уже был запасным квотербеком, и все считали его подающим надежды, а половина города была готова поставить его в стартовый состав, даже несмотря на то, что их стартовый квотербек проиграл всего один розыгрыш. Будь на то воля Адама, он наплевал бы на эту традицию, и его брат занял бы позицию в центре поля. Если б Кента поставили во главе нападения и позволили Адаму уничтожать защиту противника, чемпионат штата был бы у них в кармане. Но тренер Уорд никогда не отправлял на скамейку старших ради новичка. Никогда.

— Мэри ждет, — сказал ему Кент.

Адам искренне удивился — ведь это Челси ждет, но как, черт возьми, об этом узнал его младший брат? Но затем до него дошло. Мэри тоже ждала. Сегодня у нее тренировка по кроссу, а Адам, у которого была машина, должен отвезти ее домой.

— Я не могу, — сказал он.

— Что? Они закончили час назад. Она ждет.

— Сказал же, что не могу, — сердито бросил Адам, но это был не гнев, а страх. Нет, нет, Челси ошиблась, она не уезжает, она не может уехать.

— Послушай, я должен остаться с тренерами. Они хотят, чтобы я посмотрел запись. Ты это знаешь. Я не могу проводить ее домой.

И тогда Адам произнес слова, которые нынче, десятилетия спустя, будят его по ночам и которые три раза заставляли его чувствовать во рту холодную сталь и смазку пистолетного ствола.