Двуликий Янус. Спорт как социальный феномен. Сущность и онтологические основания - Алексей Передельский

Эксклюзивный вклад в сокровищницу мирового физического воспитания внесла древнекитайская культура. Именно от нее во многом берет начало направление лечебной гимнастики, системно представленное единство медицины и физической культуры. Авторы верно отмечают, что в древнем Китае «с помощью опыта лечения с использованием движений были разработаны методы воздействия на функционирование человеческого организма» [там же].

Однако их ссылки на древние китайские книги и данная ими интерпретация древнекитайского физического воспитания не всегда близки к истине. Например, мы уже неоднократно писали о неверном транскрибировании слова «гунфу», имеющего десятки смыслов и значений, но в обобщенном варианте означавшего «мастерство», «совершенство», «работу по совершенствованию», «путь достижения мастерства». Поэтому в написанной в III тыс. до н. э. (возможно, сам факт и время рождения этого труда сильно искажены) книги «Гунфу» (а не «Кунфу») перечисляются многочисленные гунфу-практики, далеко не всегда имевшие отношение к физической культуре, объединенные лишь самой общей, традиционно китайской идеей мировой социально-этико-политической гармонии, мистического Порядка, материализованного в Поднебесном государстве «Чжун Го» или «Чжун Хуа». Отсюда некоторая путаница в систематизации и несколько принудительный характер типовой военной соотнесенности гунфу-практик, частичная и поспешная (не конкретно-исторически данная) взаимоподмена народного, религиозно-магического, военно-религиозного типов единоборств и боевых искусств.

Помимо лечебно-терапевтической гимнастики у древних китайцев отмечается наличие систематизированной (уточним, относительно независимой от религиозного культа) военной подготовки, включавшей гонки на колесницах, упражнения по стрельбе из лука, с копьем, по рукопашному бою.

Не полностью и не до конца идентифицированы авторами социальное происхождение и принадлежность боевых танцев, «танцев, исцеляющих бесплодие», так называемых «танцев умерших», изображающих «подвиги предков» [там же, с. 21]. По ряду причин мы бы отнесли указанную танцевальную практику к религиозно-магической сфере социальной деятельности, что, в свою очередь, проясняло бы ситуацию с воспитанием китайских мальчиков в «специальных заведениях», уточняя храмово-монастырский, а не светско-государственный характер этих заведений.

Военно-физический профиль древнекитайских игровых практик, например китайского аналога современного футбола – «чжу кэ» авторами подтверждается, как подтверждается ими и религиозное происхождение «боя с тенью» – основы кулачного боя. Очень верно показано и интерпретировано происхождение культуры ушу, рождённое на рубеже становления религиозно-боевых или военно-религиозных единоборств. Авторы пишут: «Название «ушу» включало в себя два иероглифа: «у» – бой, сражение, и «шу» – священное искусство, связанное с магическими ритуалами. Большая часть упражнений ушу сочетала в себе элементы тренировки боевых искусств и магические танцевальные композиции, обладающие определенным символическим смыслом» [там же, с. 23]. К сожалению, дальше, описывая эволюцию культуры «ушу» в V–IV вв. до н. э., авторы несколько заблуждаются по поводу размежевания в рамках этой культуры «аристократического» и «народного» стилей. Патернализм, холизм, традиционализм и ритуализм древнекитайского общества стимулировали движение его культуры в несколько ином, нежели на Западе, парадигмальном направлении, не позволяющем противопоставлять друг другу народ и правящую бюрократию. Поэтому, отражая указанный этап трансформации культуры «ушу», следует скорее говорить о разделении религиозно-культовой, военно-прикладной и общественно-государственной практики дальнейшего культивирования ушу. Это же косвенно подтверждают и сами авторы рассматриваемого материала: «Школы ушу приобрели ещё большее значение после введения обязательных экзаменов по боевым искусствам для всех, кто претендовал на государственную службу» [там же].

Наконец, мы добрались до анализа физической культуры Древней Индии, наследием которой (часто совершенно не понимая её корней и основополагающих принципов) наши современники наслаждаются до сих пор. Тем более важно внести ясность по данному вопросу.

Прежде всего представляется, что анализировать древнюю дравидическую физическую культуру Индии до арийского завоевания, претендуя на достоверность, вряд ли возможно. Понятно, что свои коренные традиции у нее были, но с приходом завоевателей они наверняка запрещались и искоренялись как опасные проявления освободительного движения или просто пассивного сопротивления, как запрещались и искоренялись основывающие данные традиции дравидические религиозные культы. Единственным известным в мировой истории механизмом массово доступной трансформации проигравшей и побежденной религиозной и военной культуры выступает народное (фольклорное) танцевальное искусство, в котором (чаще всего в скрытой, замаскированной форме) практикуются комплексы находящихся под запретом телесно-двигательных, психофизических упражнений.

Что касается физической культуры древнеарийского или адаптированного под ариев происхождения, то здесь целесообразно высказать несколько принципиальных соображений.

Первое. Ни о каких спортивных состязаниях в данном случае речь идти не может, поскольку состязательность древнеиндийского образца была (и до сих пор) замешана на ведических культах (гимнах), ничего общего с античной культурой не имеющих. Нельзя «сбрасывать со счетов» и религиозно-магический характер древнеиндийских «эпосов» Махабхараты и Рамаяны.

Второе. Власть священнослужителей-брахманов и воинов-кшатриев имела свои четко очерченные и несмешиваемые области функционирования, поэтому в данном случае:

– говоря о физической подготовке военной аристократии (стрельбе из лука, верховой езде, езде на колесницах, гребле, фехтовании), мы должны подразумевать именно военно-физическое воспитание;

– а рассуждая о содержательном телесно-двигательном наполнении «традиционных религиозных праздников» (состязания по бою без оружия, на колесницах, по танцам, и, возможно, даже по игре в мяч с битой «катхи-ценду»), не стоит забывать об их религиозно-магическом обрядово-ритуальном характере.

Третье. Отдельного рассмотрения требуют и заслуживают социальное происхождение и назначение интеллектуальных игр на досках, например, «чатуранги» (прародительницы современной игры в шахматы). С одной стороны, авторы упоминают, что уже в VII в. до н. э. повсеместно существовал культ этой игры, с другой стороны, сама структура чатуранги (от «чатур» – четыре, «анга» – боевой порядок) указывает на военно-прикладной интеллектуально-стратегический характер игры, в которой в образно-ассоциативный форме представлены четыре главные вида древнеиндийской армии (пехота, кавалерия, боевые колесницы, боевые слоны) [там же, с. 25–26]. Если культово-боевая версия происхождения чатуранги верна, то перед нами не что иное, как одно из первых в мировой истории физической культуры явлений синтетического религиозно-политического игрового характера, подпадающих в современных условиях под критерий спортивно-прикладной, условно-компенсаторной, игровой состязательности.

Характерно, что уже в Древнем Китае и в Древней Индии физическая культура и свойственная ей состязательная практика были обобщены и осмыслены на религиозно-философском уровне. Получили соответствующий духовный заряд и восточные единоборства и различные направления восточного физического воспитания. Интересно, что древняя античная агонально-спортивная традиция на философский уровень так и не поднялась. Хотя античное физическое воспитание в работах античных философов (например Аристотеля), кстати сказать, было представлено, причём представлено в контексте решения общепедагогических, социальных, этических и эстетических задач.