📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгКлассикаЭтика жизни - Томас Карлейль

Этика жизни - Томас Карлейль

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 34
Перейти на страницу:
элемент света в темноте. Нам она представляется воплощенной в логике, облеченная в чисто научные теоремы относительно Вселенной. Теоремы, которые не могут быть совершенными, которые в один прекрасный день признаются несовершенными и ошибочными и должны умереть и исчезнуть. Тело всякой истины должно умереть. И все же в каждом таком теле живет душа, никогда не умирающая, бессмертно живущая, облекаясь то в одну, то в другую форму. Вечная, как душа человека. Так поступает природа. Внутренняя сущность какой-нибудь истины никогда не умирает. Природе только нужно, чтобы вещь отличалась неподдельностью, чтобы истина была голосом, раздающимся из глубины природы. То, что мы называем чистым или нечистым, не является перед судом природы решающим вопросом. Не то важно, сколько в тебе соломы, а то, сколько в тебе пшеницы. Чистота? Иному человеку мне хочется сказать: «Да, ты чист, ты достаточно чист, но ты – солома, бесчестная гипотеза, слух, мнимая ценность. Ты никогда не слыхал великого сердца Вселенной, ты не можешь быть назван ни чистым, ни нечистым, ты – ничто. С тобой природа не имеет ничего общего».

XLII. Ни один человек не живет, никого не задевая и никем не задетый. Он должен обязательно проложить себе путь, толкаясь локтями. Жизнь его борьба. Даже устрицы, кажется, приходят в столкновенье с другими устрицами. Несомненно, что они должны наталкиваться на необходимость и на трудности. И что они пробиваются не как совершенные, идеальные устрицы, а как несовершенные, действительно живые существа. Устрица должна быть знакома с известной степенью раскаянья, с известной степенью ненависти, с некоторой долей малодушия.

XLIII. Бедная природа человеческая! Разве людское движение вперед по пути истины не представляет собой паденья за паденьем? Иначе и быть не может. В дикой жизненной стихии борется он, пробиваясь вперед. Он падает, и падает глубоко, и снова должен он со слезами и раскаянием, с обливающимся кровью сердцем вставать на ноги и продолжать борьбу. Лишь бы борьба его велась с верностью и несокрушимым упорством. В этом вся суть.

XLIV. Есть много почтенных, беспорочных людей, которые все же немногого стоят. Невелика заслуга человека, сохранившего руки в чистоте, если он всю работу исполнял не иначе, как в перчатках.

XLV. В живых существах изменения происходят обыкновенно постепенно. Пока змея сбрасывает с себя старую шкуру, новая уже успевает образоваться под ней. Немного ты знаешь про сожжение мирового феникса, если ты думаешь, что он должен весь сгореть и предстать в виде кучи пепла, из которой чудом выбьется живая молодая птичка и полетит к небу. Ошибаешься! В огненном вихре Вселенной творение и уничтожение идут рядом. И в то время, как пепел старого разносится ветром, уже таинственно ткутся органические нити нового, и среди шума и вихря бушующей стихии раздаются звуки мелодичной предсмертной песни, заканчивающейся звуками еще более мелодичного гимна воскресенья. Да, взгляни собственными глазами в огненную вьюгу и ты увидишь, что это так и есть.

XLVI. Великая истина или, по крайней мере, одна сторона великой истины заключается в том, что человек сам создает условия своего существования. И духовно, как и материально, сам своего счастья кузнец. Но эта же истина имеет и другую сторону, а именно: жизненные условия – тот элемент, где человеку приходится жить и действовать, и человек в силу необходимости заимствует свою окраску, свою одежду, свой внешний вид от этих окружающих обстоятельств. И что во всех практических случаях жизни человек почти до бесконечности изменяется обстоятельствами. Так что в ином, не менее верном смысле можно сказать, что обстоятельства делают человека.

Если нам поэтому следует настаивать на первой истине по отношению к нам самим, то, с другой стороны, нам необходимо помнить последнюю, когда мы судим о других людях.

XLVII. На мирное житье в этом водовороте человеческого существования дитя времени не должно претендовать. Тем менее, когда призрак отгоняет его от прошлого, а будущее представляется не чем иным как тьмой, наполненной приведениями. С полным правом мог бы странник воскликнуть про себя: разве ворота счастья в сем мире не закрыты неумолимо перед тобой, разве есть у тебя надежды, которые не были бы неосновательными? И тем не менее можно громко сказать, или, если это лучше, по-гречески про себя прошептать: Кто может глядеть в глаза смерти, тот не испугается теней.

XLVIII. Разве мера страданий не является в то же время мерилом состраданья, на которое способен человек. И мерилом его силы и той победы, которая предстоит ему? Наша печаль – оборотная сторона нашего благородства. Как велико наше отчаяние, так велики и наши способности, настолько мы и можем предъявлять свои требования. Черный дым, застилающий перед собой мир, точно подымаясь из ада, может истинной силой воли превратиться в пламя, в небесное сияние. Поэтому не унывай!

XLIX. Неимоверное количество сделанной и забытой работы, молча лежащей у ног моих. Одевающей, поддерживающей меня и сохраняющей мою жизнь, куда бы я ни пошел и что бы я ни делал. Она дает богатый материал для размышлений! Во всяком случае то, что называется известностью для мудреца теряет свое значение. Для глупцов и людей легкомысленных эта известность стоит того, чтоб подымать из-за нее шум. Она сулит им «бессмертие» и т. п. Но если правильно взглянуть на вещи: что она собою представляет, эта известность?

L. Хорошо понимать и сознавать, что ни одна мысль никогда не умирала. Что точно также, как ты, создатель ее, почерпнул ее из прошлого, точно также ты и передашь ее будущему. Таким образом, героическое сердце, видящее око первых времен, живет и видится еще в нас. Хотя мы и принадлежим настоящему времени. Таким образом, мудрец постоянно бывает окружен толпой свидетелей и братьев, простирающих к нему руки. И на свете существует живая Община Святых, в буквальном смысле слова пространная, как земля и древняя, как история.

LI. Скажи мне, например, кто научил тебя говорить? С того времени, как две обросшие волосами, нагие или покрытые листьями фигового дерева человеческие фигуры почувствовали желание не быть более немыми, а делиться мыслями, старались объясниться всевозможными пантомимами и различными телодвижениями до того времени, когда, скажем, написана была вот эта книга, прошло немало времени и совершена значительная работа, которую кто-нибудь да совершил. Думаешь ли ты, что до Чосера (Choucer) не было поэта; сердца, горящего мыслью, которого оно не могло не высказать, и для которого не было слова, так что слово это пришлось ему создать? Для каждого слова нашего языка был такой человек или такой поэт, который придумал его.

LII. Первый человек, с

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 34
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?