Коммунмаркетполис - Николай Максимович Сорокин

есть пространство шизофренической структуры, из чего следует, что шизофрения есть грибы.

Анархо-капитализм как бытие перед смертью

Знание вечно, и потому не поддается Природе, так как вырывается за пределы её политической субъектности. Если знание утверждает трансцендентный закон, то по сути знание утверждает Вечность, а Вечность есть то, что вневременно, то есть никогда не нивелирует себестоимость, которое вечно, а значит и В социальных отношениях как её часть.

Если знание Вечно, значит оно Знание, которое выражается в социальных отношениях как её вневременная часть. В этом случае если знание пространственно, значит оно есть его содержание. Если же знание есть форма содержания пространства, то мы рассуждаем о его себестоимости, так как отношения стоимости исходят из социального и проистекают во время.

Знание как качество сохранения себестоимости наличествует в себе природность, так как в вопросах экономики обладает именно жизнью в себе, которое не обладает конечностью собственного проистечения в континууме. Тут, с одной стороны, мы говорим о знании как Природе, но с другой же стороны просто как природности, которая имеет свое существование в социальном, прежде всего потому что понятие “стоимости” исходит из социального, и тут уже идёт речь о социальности природы.

В целом рассуждение о социальности природы исходит из её субъектности, что онтологически верно. В этом смысле понятие “власти” и “стоимости” истекают одновременно из магии, и по факту являются одним, различаясь лишь в формах символической организации пространства.

В этом самом смысле назначать стоимость на то, что в-себе-властное и потому себестоимо есть утверждение о конечности проистечения, которое позволяет утверждать цену. В смысле назначения цены для знания, а потому и формы интеллектуальной собственности, мы рассуждаем о политическом акте смерти для субъектности природы, в смысле, что устанавливаем конечность. То есть социальность, что обладает межвременным в контексте знания обладает природностью в контексте социальных отношений (экономических), и утверждать конечную стоимость некоторого знания есть акт утверждения смерти для того, что вечность находит в собственном становлении (то есть природы). В смысле знания цена = смерть, и аутентичное экзистенциирование этого самого знания проистекает перед стоимостью, а так как знание включает себестоимость, то в самой природе становления знания заключается его подлинное экзистенциирование (существование). Потому можно сказать, что знание есть природа без самой природы, жизнь без жизни в смысле пространства “реального”.

Знание самоценно, а потому назначение стоимости для знания есть не знание, а некоторый творческий объект, то есть незначащий ничего. И если форма выражения знания должна обладать стоимостью (так как форма не вечна, но проистекает во времени, если конечно это не природа), то само знание бесценно, и как следствие мы имеем, что в любом экономическом отношении “в доле” все, кроме того, кто это знание обнаружил.

Обнаруживший это знание может назначить себестоимость труда его обнаружения, но не стоимость знания как такового. В этом смысле не существует “автора”, существует лишь “актор”, который знание обнаруживает. Ценность знания ограничивается лишь формой труда его выражающего, но не знания самого. Таким образом когда стоимость труда есть цена, по отношению к которому само знание выступает как бытие перед смертью, здесь мы понимаем смерть как стоимость труда для выражения знания. Смерть не только проистекает в социальном в контексте знания, но и само оно есть основание для познания социума, так как без знания познание социума невозможно. Смерть есть не только условие и основа для познания, но и само неналичествование Природы, то есть Смерть и Природа есть противопоставляемые политические субъекты.

Назначение стоимости для знания есть смерть Смерти, то есть установление природности над природой социального, то есть утверждение природности как социального. Как следствие ведомо, что Природа утверждает свою власть в тот момент, когда назначает стоимость знания, а так как знание не обладает стоимостью в следствии с его межпространственной категорией, то возникает вопрос чисто-эзотерического характера: сколь много существует таких стоимостей, а вернее сколь много мы имеем цен, которые в себе назначают стоимость знания, и сколь много существует цен, которые не обладают стоимостью содержания знания.

Природа как политический субъект ведет свою войну на рыночном пространстве, и в этом самом плане сам рынок выступает полем боя, и именно поэтому рынок выступает необходимой категорией существования коммунмаркетполиса как суть истинной анархии, и именно поэтому природа аутентично экзистенциирует в рынке. А так как суть политического мышления природы представляется (в представлении о магическом мышлении) в структуре шизофрении, то об экономике мы рассуждаем по факту как о равенстве двух категорий сознания как становления обозначающего и обозначаемого в ценовом отношении.

Этим образом организация и формирование рыночной стоимости есть истинное, аутентичное политическое действие по отношению к знанию, а значит и ко всякому своего рода познанию, включая и эмпирику. Тут же следует разграничить понятие того, что есть “бесплатно”, а что есть “украдено”: первый случай рассматривает интеграцию товара или услуги в экономические отношения, в то время как второй случай утверждает о политическом, внеэкономическом акте, то есть акте нарушающем пространство отношения экономики в неравный для Природы политический континуум.

Воровство — это политический акт, утверждающий власть Человека над Природой, и Природе ничего не остаётся в условиях царствования коммунмаркетполисов как выставить забесплатно то, что отвечает категории знания. Бесплатность — это главный политический акт природы по отношению к экономике; здесь же понятие “бесплатности” не только в самой Природе, но и в Знании, которое не может существовать иначе в пределах человеческой свободы. В этом самом смысле человек должен понимать, что в условиях рынка он обязан воровать знания выставленные забесплатно, так как должен находиться вне того положения, что выгодно субъекции Природы. И что очевидно, не должен платить за ту часть, которая обозначает стоимость знания, так как оно бесценно. В этом смысле понятно, что человек не только не должен не платить за знание, но и за “бренд”, так как в отличии от обыкновенного товара бренд несёт за собой определённую форму знания.

А также понятно и то, что человек и природа выступают в экономическом, рыночном отношении. Двойственность этих полюсов и формирует то, что принято видеть в магической традиции в вопросах связанных с принесением жертв, так как жертвы, товары, подарки и услуги необходимы не столько на ролевой почве восприятия Природы как человека, сколько онтологически оно заложено в организации самой структуры политической субъектности природы. Тут можно сказать, что рынок как минимум проистекает из шизофренической природы Природы, если её сознание обладает магическим мышлением, а так оно и есть до тех пор, пока мы отождествляем и приравниваем магию и