Полеты божьей коровки - Эдуард Шатов

«Сегодня после литургии исповедовал одну девушку, по ее просьбе. Студентка. Периодически вижу ее на литургии, никогда не причащающуюся. Как выяснилось, в церковь она пришла года три назад. При первой же исповеди тогда получила от священника 12 лет епитимьи – за блуд. Что-то там из “Синтагмы” батюшка взял, решив такую меру к девушке применить. Я ей, конечно, попытался объяснить, что он весьма переусердствовал, что те древние каноны, какими бы они ни были строгими, относились к ВЕРНЫМ христианам, членам церковных общин, но это не может быть применимо к ней самой, поскольку христианкой она, впав в связь в 17 лет и по юности мало еще что понимая, еще к тому времени не была.

Девушка призналась, что не сможет пойти против постановления того батюшки, которого она считает своим духовником. Хотя я ей посоветовал не воспринимать его указание всерьез и даже держаться от него подальше. Ну что ж – ее выбор. Вот только интересно, сколько подобных указаний можно встретить от разных служителей в наше время? Не первый раз уже подобное слышу. Священник был из монашествующих, как я и полагал. Но не такой уж молодой – по ее словам, между сорока и пятьюдесятью годами».

– Я в наших разговорах часто упоминаю моих подруг. Это нормально – они наши с тобой будущие читатели. И они вопросы разные мне задают, потому что воцерковленных подруг у меня практически нет, а им моя жизнь любопытна. Даже если они ее иногда считают странной. Они не могут понять, как можно прийти в храм и постороннему дяденьке доверить крайне интимные вещи.

– Я не буду вдаваться в серьезные богословские размышления. Скажу лишь, что исповедь – это дар Божий, который нам позволено реализовать человеческими средствами. Когда священник совершает сакраментальные действия, через него действует Христос, который никому не «посторонний дяденька». И то, что говорится в исповеди, говорится не для того, чтобы быть осужденным или найти решение проблемы, а чтобы открыть Богу свою совесть. Не бежать от Бога в состоянии внутреннего разлада как Адам, а, наоборот, идти навстречу. Идти с волнением, но зная, что будешь оправдан и спасен. – Да. Это красиво. Но в реальности очень трудно отрешиться от того, что перед собой видишь все-таки не Бога, а совершенно постороннего мужика. И рассказывать ему приходится разное. Ремарка – «сказала она и хихикнула». Между прочим, это непросто. – Непросто, но возможно. Подразумевается, что исповедь должна быть достаточно ясной, чтобы священник понял, о чем идет речь, но в ней не должно быть поводов для вуайеризма. Исповедующемуся вполне к лицу сдержанность.

– С этого места можно поподробнее?

– Да. Если он говорит, что ел мясо в пятницу и осознает это как грех, мне не обязательно докладывать, какое именно мясо он ел – свинину, курицу, молодого барашка или говядину. Честно говоря, мне без разницы. Если человек совершил прелюбодеяние…

– Если совершил прелюбодеяние, не надо докладывать, в какой позе?

– Не надо. Это точно. И священник не должен задавать любопытствующих вопросов.

– А могу ли я отказаться отвечать на вопросы?

– Можешь. Если тебя спрашивают про позы, смело отвечай: «Отец, не ваше дело!» В то же время ты должна понимать, что вряд ли священник задает какие-то вопросы просто так. Поэтому не стоит стесняться переспросить, почему тебя о чем-то пытают. Не надо сводить исповедь к формальности. Если это образ Бога, то образ Бога в виде формулы меня настораживает. Разве так Христос общался со своими учениками?

Поэтому стоит вступить в диалог. И священник либо по-другому сформулирует вопрос, либо объяснит, почему он его задал. Главное – не бояться.

– И все же… Все же… Ты же понимаешь, как трудно говорить, например, о прелюбодеянии?

– Именно поэтому в традиции, чтобы избавить человека от ложной скромности, есть возможность исповедоваться в конфессионале, где ни священник не видит верующего, ни верующий – священника. Кстати, многие любят исповедоваться в поездках именно потому, что невелик шанс познакомиться со священником лично или увидеть его еще раз. Возможно, для кого-то это выход, но мне все-таки кажется, что священник хотя бы должен знать, из какой страны человек. Чтобы дать совет исходя из менталитета.

– Священник должен хорошо понимать, что ему говорят на исповеди? Ведь теоретически, если даже он мало что понял, например, по причине языковых трудностей, отпущение грехов все равно засчитывается.

– Конечно.

– То есть, если я приеду во Францию, а французский я не знаю вообще, и промычу что-то в конфессионале, это сойдет за исповедь?

– Нет. Согласно каноническому праву, священник должен понять хотя бы один грех. Если ты сумеешь ему промычать грех так, чтобы он понял, тогда сойдет. Когда ситуация с пониманием совсем трудная, а исповедоваться необходимо, советуют на пальцах показывать против какой заповеди согрешил.

– Надо запомнить, а то мало ли…

– … Но на самом деле в исповеди есть не только момент отпущения, но и момент совета – как не впасть снова в этот грех. Исповедь не стиральная машинка, а священник не стиральный порошок. Священник должен помочь человеку встать на путь, который поможет стать лучше. И вот тут языковый барьер может сильно помешать.

– Как быть, если языкового барьера нет, но есть разница в понятиях? Конечно, есть грехи, что называется, объективные – убийство, кража, прелюбодеяние. И есть субъективные. Кто-то считает немытую посуду грехом, а кто-то оскорбление чужого достоинства цветочком. И исповедуются все по-разному. Кто-то всю жизнь свою по дням от заката до рассвета рассказывает.

Священник может сказать: «Довольно»? Или он должен три часа про немытую посуду выслушивать? Верующий ограничен во времени?

– По идее нет. Но если начинается описание пейзажа, это интересно, но исповедью не является. Исповедь – это все же достаточно ясное перечисление грехов, сокрушение в них и просьба о совете и отпущении. – Хорошо. Кающихся обсудили, давай теперь священников обсудим. Натура человеческая при рукоположении не меняется. Священник, по сути, как гостия – хлеб для евхаристического богослужения. Вот она еще не Тело Христово, а после Пресуществления уже Тело. Но акциденции, то есть свойства материи, не меняются. Она выглядит так же и на вкус такая же. И вот сидит священник со своей акциденцией и слышит иногда ну просто очень любопытные вещи. И не про посуду, а сериалы мексиканские с закрученным сюжетом.

Где гарантия, что он под большим секретом не доложит тут же своему приятелю-министранту? Люди склонны делиться сокровенным, особенно если оно чужое.

– Гарантия в том, что за время его формации (обучения, наставления, духовного и психологического сопровождения в семинарии) его природные свойства немного подправили. И в том, что в каноническом праве четко сказано: если священник вольно или не вольно раскрыл тайну исповеди, он автоматически становится отлученным от Церкви.