Пропаданец - Евгений Шепельский

– Чего-чего? – опешил я. Старый аскет вдруг заговорил, как портовый жулик. Головку ему напекло, или как? Стряхнув с бровей капли пота, я обернулся к Франногу, но тот вдруг истошно завопил и ткнул рукой куда-то за мою спину.

Я развернулся настолько стремительно, что едва не упал. К глазам метнулась узкая полоса стали – страшная, в алой кровище… «Дранг!» – Я удачно парировал удар; в лицо сыпануло мелкими каплями крови. Меня атаковала высокая и недурно сложенная бабенка.

Ох ты ж ех ты ж!

Брюнетка, стриженная под мальчика, в облегающей, выполненной на заказ вороненой кирасе (такой, что облегает грудь строго по размеру). Высокая, стройная, лет тридцати, м-м-м-м, но не кровь с молоком – поскольку личико бледное. Чем-то похожа на звезду стриптиза Диту фон Тиз, ту тоже хотелось… ну, короче, хотелось и все, несмотря на ее готичные прикиды. Бледная кожа – и чувственный рот с полными губами… И шея нежная, созданная для ласк и поцелуев.

Вы уж простите… из всех талантов, данных Небом человечеству, во мне прижился лишь талант к распутству. Когда я встречаю женщину красивую и сексуальную, во мне пробуждаются инстинкты древние, как мир, и им начхать на мои страхи, на опасности, на все им начхать. Они хотят одного – чтобы я закинул эту женщину на плечо и уволок к себе в пещеру.

Она держала меч одной рукой, твердо и вместе с тем… небрежно. Она словно рисовалась передо мной: вот я, дескать, какая! Да мне таких как ты подавай десяток!

Мы обменялись несколькими ударами. Она умела фехтовать, – виртуозно. И в ее тонком запястье силенок было примерно столько же, сколько и у меня. То есть – неестественно много.

«Твою мать… Да она же со мной… развлекается!» – вдруг понял я, приметив азартный блеск в ее карих до черноты глазах. Еще мне почудилось, что взгляд меркхарки обладает гипнотической силой, но на этот счет я не переживал: гипнозу я почти не поддаюсь, подозреваю, потому, что для гипнотезера главное – проникнуть в мой разум, но когда разума особенно и нет, то и проникать, как бы, некуда. Уж такой я молодец.

– Девушка, может, спустимся в каюту? Выпьем вина? В каюте я покажу вам свою радость!

Клинок черновласки вдруг замелькал в воздухе с неимоверной скоростью: раз! раз! раз! – я едва успевал отражать удары. О том, чтобы перейти в контратаку, не могло быть и речи. Меч бойкой мадам оказывался сразу везде, описывая разнообразные кривые, сверкал розовой молнией, каждый раз подбираясь к моему телу почти вплотную.

Не стоило мне, видимо, рассказывать о демонстрации своей радости.

А ведь при дворе Барнаха я считался отличным фехтовальщиком! А вот если она меня проткнет, то-то будет больно! Нет, на мне, конечно, кольчуга, но лицо… И руки, и ноги… И вообще, я боюсь боли, чего там скрывать.

Я устыдился своего малодушия и свирепо уставился на пиратку. И сразу, выпустив из поля зрения вражеский меч, заимел болезненный порез на левом плече.

Я выругался и отскочил на шаг. Черт! Едва не запнулся о труп дохлого Йошки! (Нет, лучше сказать так: об умерший труп дохлого Йошки.) Я переступил через дядьку и уперся каблуком в мачту. Все. Отступать дальше некуда.

А еще этот мудрец, с которым пиратка расправится в два счета, если я дам деру. Правда, путь для бегства только один – в море, к акулам. Уж они полакомятся моей радостью – с радостью, так сказать. Только мне будет от этого не весело.

Девка придвинулась, выгнулась в пируэте стремительного выпада. Я с трудом парировал, но меч меркхарки, описав полукруг, атаковал снизу.

«Дранг!» – я едва отвел удар. Она почти достала меня на этот раз – еще немного, и я превратился бы в кастрата.

Я подступил к мачте, вжался в нее лопатками, с хрипом глотая воздух. Правую руку ломило от бесконечных ударов, пальцы сделались ватными, под мышками можно было плавить железо. А чертова баба, похоже, даже не вспотела!

Ее меч скользнул по моей кольчуге. Ох! Новый порез! На сей раз клинок царапнул кисть левой руки.

Вообще, скользить по ней должен был я, но девка (ладно, я злой: женщина-пират) просто не давала мне шанса ее полюбить. Проклятая феминистка! И садистка – до кучи.

Дважды на помощь к ней бросались пираты, но оба раза она останавливала их небрежной отмашкой.

Ого. Капитанша! Ну что, нормально, если вспомнить Энн Бони, Мэри Рид или Грануаль. На самом деле, чтобы там не трындели феминистки – умная и цепкая женщина могла пробиться на самый верх в любые времена.

Прикончить бы тебя, родная, глядишь, твои люди бы струхнули, а тем временем я с ребятами…

«Вжик!» – острие пиратского меча на волос не достало до горла.

Я грязно выбранился по-русски. Похоже, это конец. А ведь я даже не опробовал на «Грануаль» ни одного финта, ни единой уловки! Я, по сути, только оборонялся, как жалкий недоучка, опрометчиво вступивший в схватку с опытным мастером меча!

Вскоре садистская игра ей наскучит, и она завершит дело одним ловким ударом! Прирежет, как барана. Раз – и все! – подумал я смятенно. Мой Ктулху приоткрыл дверку туалета и с интересом прислушивался к смятенным мыслям в моей черепушке.

Схватка длилась уже несколько минут, и за это время пираты успели практически полностью очистить палубу от гвардейцев и матросов. Да, защитники «Выстрела» дрались яростно, но пиратов-то было в три раза больше.

– Шахнар! – вдруг визгливо крикнул мудрец. – Они ломают дверь в каюту Нэйты! Я! Они уже… Помоги ей, Олег!

Голос мудреца был страшен.

В сортире Р’льеха заволновались.

Все. Ломают двери. Это почти конец. Конец моей жизни! Валите отсюда, зрители! Я не хочу, чтобы вы видели, как меня убивают!

Я взревел. Кровь бросилась в лицо, вены на шее стали как канаты. Страх за себя стал настолько острым, что превратился в гнев и ярость.

Главарь пиратов внезапно попятилась. Я с изумлением обнаружил, что атакую, причем атакую с мастерством, многократно превосходящим мои ранние наработки. Мой клинок порхал как бабочка, проводя замысловатые атакующие комбинации, о которых я не имел никакого понятия.

Мой страх стал проводником в мир чудесных открытий, превратился в острие атаки, наполнил меня энергией.

Сперва приняв порыв за слепую, отчаянную атаку, Грануаль (да, знаю, звучит криво, но не представляю, как еще ее называть…) вскоре поняла, что это не так, и растерялась. Она продолжала пятиться, не отрывая от меня яростного взгляда. Теперь она отражала удары неуклюже, перехватив меч обеими руками. Пот заливал ее лицо, щеки ввалились, а глаза суматошно рыскали; у меня создалось ощущение, что она хочет взглядом содрать с меня кожу.

– Ну, чего теперь запоешь, дура от горшка два вершка? – выкрикнул я. Да, я знаю: я сексист и злобный мужской шовинист, ату меня!

Злобная гримаса на миг перекроила лицо Грануаль, она стремительно атаковала, но была с легкостью отбита. Мой клинок прянул вперед, и глубокий порез рассек фарфоровую кожу на правой щеке дамочки.