Незванный гость - Марина Серова

Говорила я все это, задумчиво глядя сквозь лобовое стекло на длинную вереницу машин впереди.

Не очень-то это приятно, но настоящему профессионалу приходится играть даже с теми людьми, которые ему симпатичны.

Не знаю, остались ли у меня настоящие воспоминания о прошлом, как у нормальных людей? Вообще-то я редко об этом задумываюсь. Дозированная и строго отобранная информация давно уже перемешалась с моей легендой, сплавившись в непроницаемую мерцающую пелену, которую я выдаю за свои воспоминания.

Где-то за этой дымовой завесой и стоит сейчас настоящая Женя Охотникова, ковыряя носком тапочки край ковра и дожидаясь, когда немногочисленные гости за праздничным столом покончат с десертом и уделят толику внимания ее маленькому концерту.

Впрочем, это к делу не относится. Главное сейчас другое — рассказ о столь отдаленных временах повредить мне не может.

Я давно искала повод немного раскрыться, рассказать о себе что-то достаточно интимное, не затрагивая в то же время существенных моментов.

Аня уже столько успела мне о себе рассказать, что, продолжай я по-прежнему уклоняться от ее невинных вопросов, могу из категории подруг плавно сползти в наемные работники. Кем я, собственно, и являюсь, следует отметить.

Но только не для моей подопечной. С искренним интересом она продолжает свой дружеский допрос:

— А потом? Училась же ты где-то?

— Было дело. После школы отец определил меня в языковой вуз. Так что по образованию я дипломированный референт-переводчик.

Я не стала уточнять, что владею в совершенстве не просто стандартным набором «английский — немецкий — французский», но неплохо знаю также итальянский, иврит, чешский, польский и украинский.

Будь моя воля, я бы могла позабавить Аню историей этого самого «языкового вуза».

Наш институт, основанный в начале Великой Отечественной, по слухам, был создан специально для дочери маршала Ворошилова. Именно поэтому он и получил свое второе, неофициальное название — Ворошиловка.

Специфика его была в том, что подавляющее большинство курсантов были женского пола.

Оказалось неожиданно, что дочери высокопоставленных советских чиновников были не прочь сделать военную карьеру, но, разумеется, не на передовой линии. Столица предоставила им такую возможность.

Штаты были укомплектованы под завязку, что для того времени, согласитесь, говорит о многом. Режим благоприятствования со стороны властей сохранился и тогда, когда мой отец, генерал флота, определил меня в этот вуз с разведывательным уклоном.

Перечислить все предметы и специальности просто невозможно. Только список нормативных курсов занимал пятьдесят восемь листов с грифом «совершенно секретно». Достаточно сказать, что у нас преподавали специалисты по девяноста шести языкам.

Но при мне эта лафа закончилась.

История страны наглядно отразилась на моей альма-матер. Может быть, даже слишком наглядно — в горбачевские времена Ворошиловский институт едва не прекратил свое существование.

«Там» решили, что перестройка должна прийти и в стены нашего «женского монастыря». Под предлогом борьбы с привилегиями — весьма модный тогда лозунг — Ворошиловку попытались переквалифицировать для подготовки… стюардесс.

Но не тут-то было.

Благие пожелания натолкнулись на суровую совковую действительность. Началось то, что умница Черчилль, говоря о советской политике, называл «борьбой бульдогов под ковром».

Отцы, чьи парадные кители украшали погоны с золотым шитьем и большими звездами, развернули самые настоящие боевые действия. На время были забыты служебные распри и взаимные подсиживания, генералитет объединился и общими усилиями осадил не в меру резвых реформаторов.

Как училище для стюардесс наш Ворошиловский институт просуществовал совсем недолго. Теперь, насколько я знаю, он носит гордое имя «Военный университет» и, как и прежде, обеспечивает неплохую карьеру юным Матам Хари. Вот только расходы на это учебное заведение уже не занимают, как прежде, отдельной строки в бюджете.

Занятная история, но Ане я ее рассказывать не стану. Здесь уже начинается та часть моей биографии, которая известна очень немногим. Поговорим лучше о чем-то другом.

— А что касается работы телохранителя, тебе лучше меня расскажет одна кассета. Посмотри, если интересно, называется «Тени в Голливуде».

— А кто там играет?

— Никто не играет. Это документальный фильм. Там секьюрити артистов делятся опытом своей нелегкой работы. Вот уж где полный набор — и тебе причуды кинозвезд, и наглые фанаты, и хищные маньяки… На Горбушке должна быть обязательно.

— А расскажешь как-нибудь поподробнее про свою работу, ладно? Много, наверное, интересных случаев бывало?

— Да запросто.

Надеюсь, моя работа на Гарика не продлится столько времени, чтобы я принялась делиться воспоминаниями. Пока что мне удавалось обходить подробности собственной биографии.

Аня, конечно, девчонка милая, но с таким мужем, как Гарик, лишнюю информацию ей лучше не выдавать. Начнет расспрашивать — отделаюсь общими фразами и старинными байками.

Кстати, о Гарике.

Теперь уже ясно, что опасность вполне реальная. Так что для него, может быть, и хорошо, что в данный момент он находится под надежными запорами, — охранять двоих одновременно не под силу даже Кевину Костнеру, а на «пацанов» Гарика я что-то не очень рассчитываю. Знаю я эту публику.

Тут наконец стоп-сигналы впередистоящих машин погасли, и мы сначала медленно, короткими рывками, а потом все быстрее стали продвигаться.

Через несколько минут Валера поднялся выше второй передачи и перестал массировать педаль тормоза. Тронулись.

Я машинально взглянула на часы. Пробка отняла у нас ровно тридцать семь минут.

В подъезд мы вошли спокойно. Пакет с покупками несла Аня — пришлось объяснить в двух словах специфику моей работы. И почему в этих новых домах вечно неработающие лифты?!

— Может, назад? Заедешь в другой раз.

— Ну уж нет, решила так решила. Когда я еще соберусь?

Почти одновременно вздохнув, мы переглянулись и приступили к восхождению.

— Будем делать остановки на каждой площадке, — пообещала я.

Он появился, когда чуть запыхавшаяся Аня уже нажимала кнопку звонка. Просто смутный силуэт возник на границе поля зрения — я в тот момент стояла к нему боком и прислушивалась к чьим-то шагам несколькими этажами ниже.

Мужчина в темной куртке и натянутой до подбородка лыжной шапочке с дырками для глаз беззвучно материализовался на следующей лестничной площадке, слева и выше нас.

В те доли секунды, когда его палец выбирал свободный ход спускового крючка, я даже не успела сообразить, что оказаться здесь он просто не мог.