Записки церковного сторожа - Алексей Николаевич Котов

class="p">Но может быть, ничего этого не было, а?.. Не было чужой мерзости, не нужно моего оправдания и при чем тут озлобленная художественная духовность, которая, так или иначе, скатится в моем рассказе к уничижению человеческой сущности?

Все было гораздо проще: на территорию церкви подбросили кота и двух кошек. Не добренькие люди, а просто люди, как-то попытались облегчить жизнь животным, но зима оказалась сильнее. Это все!.. А вот если я начну писать рассказ, то вольно или невольно все-таки нашарю в своем тексте дурных и подлых людей и скажу о них все, что думаю. И может быть даже то, что они – выбросившие приученных к дому животных – опустились в моем понимании ниже уровня самих животных. Но стоит ли это говорить?.. Нет, даже не говорить, а верить в это и тратить на это слова?

Чуть выше я сказал, что человек, будучи всесильным по своему внутреннему содержанию, не всесилен во внешнем мире, но не только это является причиной его раздвоенности. Там, внутри себя, человеку нельзя заигрывая с духовностью становиться судьей и, изображая своего ближнего, рисовать его крохотной, жалкой фигуркой, как на древнеегипетских фресках. «Не судите и да не судимы будете…» Ненависть к другому человеку, – пусть даже вызванная состраданием – всегда останется только ненавистью, как трупный яд всегда останется только ядом.

Любого из нас можно сжать почти до полной потери человечности, почти уничтожить духовно, стереть как пыль со стекла, но человек никогда не останется, а если в нем жива хоть капелька веры, то и не сможет остаться один. Говоря «сжать» и «уничтожить» я имею в виду не только внешние обстоятельства, но и внутренние состояние человека. И не спасает ли тогда нас – обычных людей – наша же болезненная раздвоенность между земным «я хочу!» и другим, часто смутным и слабым, но куда более высоким, духовным пониманием, что чего бы ты не хотел, кроме этой «хотелки» все-таки есть еще что-то такое, что нельзя ни трогать руками, ни забывать сердцем… Достигнешь ты цели своей очередной «хотелки», достигнешь! Упрям человек и не так уж это плохо. Только не соединяй в себе все в единое целое и не говори, вот это мое «я» и ничего в этом «я» больше нет. Есть!.. Да, малое, да, часто почти умирающее, но что не умерло, то и не воскреснет.

Максим Горький написал: «Все для блага человека… Все во имя человека!» Хорошо бы… А вот если поблизости нет земного душевного блага? Если вокруг пустыня, и ты уже почти не веришь, не то что в какое-то благо, а в стакан воды, без которого скоро умрешь от жажды, кто же ты тогда?..

Не всегда побеждает человек. Всему свое время и когда тебе за пятьдесят ты понимаешь это особенно остро. Да, часто человек придумывает для себя некую тайну от страха, мол, я умру, а на том свете меня обязательно оживит добрый Боженька. Но разве страх смерти доказывает небытие Бога? Как-то спорил с одним умником, и он мне говорит: «Все эти ваши рассуждения о вере и слова о смирении – только хомут на шее. А вот, например, богатые значительно дольше живут». Пришлось ответить: «Они не дольше живут, они длиннее умирают». И в каком бы эскорте не умирали богатые (как там, в «Мастере и Маргарите» у Воланда?.. «Не лучше в веселой компании с лихими друзьями и хмельными красавицами…») этот эскорт не избавит, а казнит еще более страшным одиночеством. К Богу не вваливаются глумливой, веселой толпой.

Соедините автономную и целостную – оторванную от Духа! – духовность с нравственностью, гуманизмом, интеллектом, интеллигентностью – да еще один черт знает с чем, пусть даже с лихими друзьями и хмельными красавицами – разве из этого месива можно будет вылепить, то, что сможет противостоять Великой Пустоте? И не отсюда ли – от дороги выложенной благими намерениями гуманизма – облегчить, поддержать, возвысить – и, казалось бы, ведущей к общечеловеческому храму – и рождается настоящее одиночество человека?

Нет, я не хочу спорить с Горьким. Общество и в самом деле должно жить по правилу: «Все во имя человека, все для блага человека», но разве человек так силен внешне, чтобы он смог удержать все эти блага в своих руках? Рук-то хватит? И разве мы можем создать рай на Земле, пусть даже – опять вспомнились Профессор, Сиамская и Трехцветная – кошачий рай? Смешно!.. Ведь если мы не сможем создать даже такого рая, о каких еще райских кущах для человека вообще может идти речь?

Слова, слова, слова, Алеша!.. Только слова. Человека может убедить или переубедить только личный опыт, а если его нет?

Есть! Как бы это глупо не звучало, я убежден, что внутри каждого из нас есть неизвестный нам личный опыт. Нет, я не собираюсь нырять в буддизм или придумывать какую-то свою теорию. Все гораздо проще. Однажды я беседовал с двумя довольно… нет, не столь интересными, сколько честными людьми. Улыбнусь: ну, работа у меня такая, приходят люди в храм и вдруг с удивлением узнают, что батюшки – с которым им очень-очень нужно поговорить – нет, а есть только ночной сторож. Часто такие ночные (или вечерние) беседы бывают довольно заурядными, и мне каждый раз приходится предупреждать собеседников, что я не священник и грехов не отпускаю. Но иногда случаются и очень интересные диалоги, как эти два…

Так вот, оба моих собеседника (мужчина и женщина) признались мне в жутком страхе, который они вдруг испытали, поднимаясь днем по порожкам к дверям храма. Страх был таким огромным, что они не смогли войти в церковь.

После этого женщина ушла в секту пятидесятников и уже теперь агитировала меня за нее, потому что «у них» нет даже тени страха, а только «прекрасные люди» и некий «Живой Бог». Что же касается мужчины… о нем как-то не просто сказать… он никуда не ушел. Не ушел к сектантам и не вошел в храм. Он словно так и остался стоять на порожках церкви. Наверное, внутренне он понимал, что уходить нельзя, а идти вперед ему мешал страх.

Что это, как ни внутренний, пусть и жуткий, опыт? У мужчины даже мысли не возникло пойти в секту, а женщина, особо не сомневаясь, объявила, что Православная церковь «плохая» и «не истинная», если она так отпугивает от себя людей.

Повторюсь, такие решения – уйти или остаться – принимаются только на основании личного опыта. И никакие слова (я имею в виду