Большая красная кнопка - Макс Острогин

Егор зевнул, свесился с койки, спрыгнул на пол. Ловко, попал ногами сразу в валенки, подошел к печке. Забил дровами, плеснул зажигайкой, чиркнул спичкой, уселся на плиту, греться. Застучал зубами.

Холодно.

В подземном магазине видел хороший спальник, на пуху древних птиц, водившихся на Северном полюсе, не взял сразу, потом забыл с этим затягом, сейчас уже не хочется возвращаться. Года три назад у меня был такой, только малинового цвета. Я мог зарываться под землю в этом спальнике, и когда почва смерзалась надо мной в непробиваемую коросту, я видел теплые сны. И Папа мурчал рядом, а потом его лемминги сожрали. Спальник то есть.

И теперь у меня не было ни спальника, ни Папы, зато была цель. И термическое одеяло. У Егора тоже, и для Алисы есть, но она им не пользуется пока, сняли их с трупов на восьмом этаже, недалеко тут, четыре штуки, одно дырявое. Одеяла ничего. Хоть и потертые, а греют.

Егор предлагает перезимовать здесь, в слоне. Зима длится четыре месяца, недолго. Запасемся провизией и дровами, на крыше есть снегосборник, а под ним проходит труба, снег тает и собирается в бочку, вода есть всегда…

Я представил, как мы будем тут жить. В замкнутом пространстве четыре месяца. Я буду играть с Егором в шашки, на улице станет завывать ветер, в январе бронзовые стены затрещат от мороза, а в апреле по ним застучит капель. А Алиса будет сидеть возле печки, смотреть в стену, а на ночь забираться наверх, на чердак. А крыса, эта безымянная крыса Алисы, она приучится носиться по слоновьему нутру, грызть припасы и заползать на грудь по ночам.

Неплохо. Но не хочется ждать. Четыре месяца. Хочется узнать поскорее. Любопытство, любопытство.

А еще Егор предлагал мне вернуться. На Варшавскую, к людям. Ему очень хотелось к людям. А мне вот нет. Я понял, что к людям я не хочу, мне и так хорошо. Одному. Делай что хочешь, иди куда хочешь, и никто над тобой не начальствует, не дышит требовательно за ухом.

В слоне было неплохо, очень неплохо, да и организм у меня еще побаливал… Поэтому я решил отправиться в телецентр прямо сейчас, не откладывая.

Телецентр. Тут, собственно, недалеко, несколько километров. Хотя у нас километрами расстояние редко меряют, днями удобнее. Это в стародавности люди могли за день вокруг света обернуться, у нас за день иногда улицу не могут перейти. В вещах Старшего были все нужные описания. И проложенный по карте маршрут. Так что оставалось только сделать первый шаг.

Плита постепенно разогревалась, и Егор подпрыгивал на ней, но слезать не собирался, старался отхватить побольше тепла от чугуна. Я налил в чайник воды, поставил на конфорку, отодвинул Егора.

– Хватит задницу поджаривать, – сказал я. – Давай лучше собирайся.

– Надо чаю хотя бы…

– Чаю выпьешь послезавтра.

Чай – это дело почти святое, редкий продукт, выпили весь. На Варшавской какой-то мох красный заваривают, мы в Рыбинске листом смородиновым ограничивались, а у нас с Егором с чаем порядок, в подземном магазине целый отдел. И на складе еще мешки. Причем чай не какой-нибудь там рассыпчатый, в чашках или в пакетиках, а самый ценный, плиточный. Прессованный, вязкий, смолянистый, прежде чем заваривать, надо на терке натереть. Зато вкусный. И бодрит так, как ни один другой, настроение улучшает. Поэтому пьем его при любой возможности.

Егор пробурчал недовольное и полез на свою полку. Вниз свалился большой походный рюкзак со специальными пластинами, распределявшими нагрузку по всей спине. С громким звуком упали грубовязаные носки, затем посыпались портянки, затем кульки, бутылки с водой, еще что-то. Затем Егор достал несколько винтовок и пистолетов, ружейные принадлежности, тряпки и принялся с раздраженным клацаньем чистить оружие.

Я не стал наблюдать за ним, уже не маленький, сам разберется, занялся собиранием своего рюкзака.

Все принадлежности для карабина, от зарядов до пулелейки. Моток веревки. Леску, две катушки. Макароны, крупу, долгие консервы, одежду запасную. Кое-какие лекарства, оставшиеся еще с Варшавской. Готовился, как всегда к походу, тщательно. Оружие себе выбрал. Винтовок у Егора было много, но хороших осталось совсем чуть, последние две мы истратили в бессмысленной битве с сумраками, небогатый выбор. Перебирал старые железки почти полчаса, ничего хорошего, остановился на полусамодельном аппарате, с громоздким дульным гасителем и дополнительным магазином сбоку. Механизм не сильно изношен, я испытал оружие проверочным патроном, на пятнадцать выстрелов ни одной осечки. Пойдет кое-как.

Егор тоже определился, автомат мелкого калибра, без приклада, без оптического прицела, чтобы, значит, полегче таскать. Я взял его плюкалку, зашвырнул наверх.

– Ты чего?!

– Не то выбрал. В походе все патроны должны быть одного калибра, так удобнее.

– Ладно.

Егор продолжил копаться в оружии. Я принялся подгонять броню. За последнее время я немного поправился. От лежачего образа жизни, от рисовой каши с кукурузовым маслом, от сонности. Организм работает как часы, едва появилась возможность, он начал стремительно запасать жиры. Хорошо, жиры нам пригодятся. Егор, к сожалению, совсем худой, такие, как он, любят жрать и плохо держат голодание, пара дней – и начинают сыпаться в обмороки. Придется взять пару бутылок масла, буду заставлять пить его на ночь по три глотка. Это полезно – пьешь на ночь масло, и организм переваривает его, а не мышцы.

Егору очень скоро надоело копаться в пушках, и он выбрал винтовку той же модели, что и у меня. Затем он полез вниз, в трюм, в слоновье брюхо. Почти сразу вернулся с походными валенками, толстыми, но без подошвы. С небольшим ящиком. С радиоприемником, я его узнал.

Походные валенки – хорошая идея, я тоже возьму. Радиоприемник…

У Петра на Варшавской тоже имелись приемники. Все нерабочие. Вернее, они работали, полыхали изнутри равномерным светом, жужжали и трещали, однако никаких звуков не произносили. Петр объяснял – это оттого, что в воздухе не осталось электричества. Раньше песни и все остальное записывали на электричество и выпускали в воздух, эти записи давным-давно рассеялись и улетели в космос. Теперь наш воздух был пуст, и даже те немногочисленные приемники, которые еще сохраняли силу, не могли ничего принять.

– Зачем приемник? – спросил я.

– Дедушка считал, что на Вышке есть вечный передатчик, который работает от солнца и передает старые песни.

– Зачем тебе старые песни?

– Хочу услышать. Дедушка пел, а я забыл их. Хочу вспомнить.

– А это что? – я кивнул на ящик.

Красный жестяной ящик с белой каемкой.

– Это так… Будильники.

– Будильники?

– Ну да. Мы все собирали. Дед, папка. С каждым будильником какая-то история связана. Вот этот…

Егор пустился в рассказывание историй, я слушал. Рассказы – это хорошо, они увеличивают объем мира. Оказывается, в роду Егора были не только дельта-операторы, но в самом дальнем времени еще и часовые мастера, это не наверняка, но каждый из мужчин в его роду испытывал к будильникам приязнь.