Агент в кринолине - Елена Хорватова

— Но если Эрни не справится с делами в пансионе и разорится…

— В таком случае ему надо предоставить полную свободу умереть от голода в любой просторной канаве по его выбору. Свобода и выбор, а вернее — свобода выбора, что еще нужно человеку для счастья! Если не подвергнуть мистера Мэлдона хоть каким-нибудь испытаниям, он до самой смерти останется младенцем, полагающимся на чужую помощь.

Мэри невольно подумала, что в словах маркиза есть разумное начало, но он, как всегда, слишком жесток и безжалостен, чтобы с ним согласиться. Возражать хочется хотя бы из чувства антипатии.

А Транкомб, наверное для того, чтобы показаться еще антипатичнее, добавил:

— Мне вообще не хотелось бы, мисс Мэлдон, чтобы вы из этой поездки писали кому-нибудь письма, раскрывая наш маршрут. Так что, нравится вам это или нет, но я лишаю вас права на переписку. Привыкайте думать и заботиться только о своих собственных интересах. Ну и о моих, конечно.

В Афинах маркиз не задержался надолго и даже не стал встречаться ни с кем из живущих здесь англичан. Мэри мечтала хотя бы бегло осмотреть античные достопримечательности знаменитого города, но маркиза Транкомба они, увы, не интересовали, и с несбыточной мечтой пришлось проститься.

Прямо с вокзала Транкомб вместе с сопровождающими направился в порт Пирей. Принадлежавшая маркизу яхта под названием «Морская красавица» — «Белла дель маре» — поджидала их у причала. На ее фок-мачте развевался английский флаг, а на вымпеле грот-мачты можно было различить затейливо переплетенные золотые буквы «А» и «Т», что, без сомнения, означало Альберт Транкомб.

Капитан неукоснительно исполнил приказ хозяина и привел судно из Гибралтара к назначенному сроку. Впрочем, все слуги и служащие маркиза неукоснительно исполняли его приказы. Иного он не терпел.

Эту яхту маркиз не раз использовал при выполнении разнообразных правительственных поручений конфиденциального характера, сопряженных с определенным риском (ведь у Британии, величайшей морской державы, множество интересов в самых разнообразных морях), поэтому на «Морской красавице» были установлены более мощные двигатели, чем на обычном частном судне подобного класса. Иногда мощный двигатель — главная надежда на спасение…

Маркиз Транкомб приказал капитану сниматься с якоря и выходить в море, как только вернется дворецкий Дженкинс, посланный купить свежие газеты у портовых разносчиков. Нужно же было узнать, что произошло в сферах высокой политики за время железнодорожного путешествия — сейчас и несколько лишних часов могли привести к необратимым переменам. А пребывание на борту яхты — самое подходящее время, чтобы внимательно проанализировать последние новости.

Дженкинс через пять минут вернулся с кипой газет, и капитан приказал убрать швартовы, поднять якоря и дать малый ход. «Морская красавица» отходила от причала.

Мэри замерла на палубе, глядя, как отдаляется и, уменьшаясь, превращается в некое подобие живописного полотна береговой пейзаж. Порт Пирей как яркое ожерелье охватывал синюю гладь. Полоса воды между причалом и яхтой становилась все шире и шире. Что ж, в книге необыкновенных приключений мисс Мэлдон открывалась новая страница.

Почти одновременно с «Морской красавицей» из порта вышло еще одно небольшое, но весьма ухоженное и чистенькое судно, получившее свое имя в честь античной богини Минервы. Но «Красавица» развила такую скорость, что быстро оставила «Минерву» позади.

Мэри казалось, что она в жизни не видела ничего более прекрасного, чем изящная яхта маркиза Транкомба (а ведь мисс Мэлдон, как истинная англичанка, умела оценить морское судно по достоинству!).

«Наверное, эта яхта стоит целого состояния… Как, впрочем, и все, что принадлежит его светлости. Надо же, маркиз так богат, и при этом у него нет близких, жены и детей, которым он мог бы украсить жизнь своими деньгами, — подумала она. — Маркиз живет только для себя, а когда умрет, окажется самым богатым человеком на своем кладбище…»

В качестве кока на яхте маркиза служил француз, отменно владеющий искусством кулинарии, и походный корабельный ужин оказался великолепным. Рыба, приготовленная на закуску, и ростбиф были выше всяких похвал.

Когда в конце ужина к столу была подана традиционная третья смена блюд — сыр и фрукты, маркиз предложил Мэри после еды перейти пить кофе в его каюту.

— Я мог бы показать вам интересные гравюры семнадцатого века, которые оживили унылые деревянные панели в моей скромной морской обители… Думаю, мисс Мэлдон, вы не сочли бы учтивым отказаться от подобной экскурсии. Но давайте не будем лицемерить и прикрывать разговорами об искусстве наши истинные желания. Я говорю прямо — вы можете остаться в моей каюте на ночь, если вам будет угодно разделить со мной постель.

Ну вот, все-таки то, чего Мэри с таким страхом и отчаянием ожидала, наконец случилось — маркиз заговорил о постели. Причем так небрежно, словно делить с ним постель входило в число ее прочих служебных обязанностей.

Ей не стоило расслабляться и позволять убаюкать себя роскошью и комфортом. Все равно то, чего она смутно боялась, рано или поздно должно было ее настигнуть… Людям ничего не дается даром — за все надо платить, даже за тарталетку, съеденную на пароме, и уж тем более — за кусочек ростбифа…

Но Мэри даже в голову не могло прийти, что маркиз будет столь откровенен и холоден в подобный момент. Наверное, он все рассчитал и специально дождался момента, когда яхта выйдет в море и деваться девушке будет некуда.

Она почувствовала, как ее сердце обрывается и падает куда-то в холодную бездну. Глупо рассчитывать на благородство этого человека — у Мэри не было никаких оснований для подобных иллюзий. Но она все же надеялась, что он будет хотя бы по-деловому корректным в отношениях с подчиненной независимой женщиной.

Неужели она так наивно ошиблась в своей последней надежде, и маркиз — настоящее чудовище?

Взяв в руку десертный нож, который мог бы служить оружием разве что в единоборстве с яблоком или грушей, Мэри дрожащим голосом произнесла:

— Если вы посмеете прикоснуться ко мне хотя бы пальцем, я… я… буду сопротивляться! Я убью вас… или себя. Я выброшусь за борт!

— И вернетесь в Лондон вплавь? — усмехнулся маркиз. — Блестящая перспектива! Хотя я не уверен, что вы доплывете. Бог с вами, мисс Мэри, зачем нам эти гишпанские страсти? Речь шла не о насилии, а о свободном проявлении собственных желаний. Я не буду форсировать события, полагаю, жизнь еще расставит все по местам и вы захотите скрепить наш деловой союз нежными чувствами. Но если вам угодно мне отказать, что ж, это ваше право. Домогаться женщины, которая настроена вечно беречь свою девственность, — дело неблагодарное и унылое. Стюард, не надо сервировать кофе в моей каюте, принесите его сюда.

Стюард чуть ли не бегом примчался с огромным подносом, на котором возвышался массивный серебряный кофейник и теснились чашки, молочник со сливками, сахарница и все прочее.

Мэри поняла, что не в силах будет сделать ни одного глотка, хотя в горле у нее пересохло так, словно там промчалась песчаная буря. Но даже взглянуть на чашку кофе, которую налил ей стюард, Мэри не могла. Она продолжала сидеть, словно окаменевшая, сжимая побелевшими пальцами фруктовый нож.