Жемчужина императора - Жюльетта Бенцони

Едва увидев знакомую машину, Альдо рванулся вперед, если не в бой, то, по крайней мере, напролом через небольшую толпу. Он безжалостно расталкивал зевак, пробираясь в первый ряд. Добившись своей цели, он смог наконец увидеть во всей красе искусство того из противников, на чьей стороне к этому времени оказался перевес и который изо всех сил трудился над физиономией врага: удары сыпались с регулярностью метронома, и беднягу уже не держали ноги. И вот победитель добил его великолепным апперкотом в челюсть, отправив в нокдаун – то есть под аплодисменты зрителей отбросил в дверной проем, где тот окончательно и рухнул...

– Надеюсь, это послужит тебе уроком, бесстыжий обманщик! – выкрикнул Адальбер Видаль-Пеликорн. (Это был, конечно же, он!) – А если в ближайшие двадцать четыре часа не вернешь обратно то, что у меня украл, ты у меня еще получишь!

– Полиция идет! – предупредил кто-то из толпы. Морозини одним прыжком очутился рядом с другом, схватил его за руку, подтащил к машине, сам нырнул на водительское место и взялся за руль.

– Скорее! Нам больше здесь нечего делать!

К счастью, мотор продолжал работать. Альдо достаточно было всего лишь включить передачу и нажать на акселератор, и маленькая гоночная машина ракетой сорвалась с места, а Адальбер, который поневоле оказался пассажиром и еще долго не мог прийти в себя от изумления, смог выговорить только некоторое время спустя:

– Ничего себе! А ты-то откуда взялся?

– С неба прилетел! Как и полагается ангелу-хранителю. Если бы не я, на тебя надели бы наручники и уволокли в полицейский участок. Что тебе сделал этот бедолага? И, прежде всего, кто он такой?

– Коллега! – проворчал археолог, вытаскивая из кармана большой платок, чтобы утереть струившуюся из носа кровь. – Его зовут Фруктье Латроншер!

– Через дефис? Как Видаль-Пеликорн?

– Нет, Фруктье – его имя.

– И что же он тебе сделал?

Для того чтобы удобнее было разговаривать, а еще – потому что Альдо понятия не имел о том, куда ехать, он остановил машину под каштанами на Елисейских Полях.

– Почти ничего! Всего-навсего заставил меня прогуляться до Асуана, где назначил свидание под тем предлогом, что ему необходимо показать мне надписи, которые он случайно обнаружил рядом с первым порогом Нила, но не сумел расшифровать.

– Египтолог, который не умеет прочесть иероглифы? Это что-то новенькое!

– Он не египтолог. Он изучает цивилизации Евфрата. Потому-то я ничего и не заподозрил.

– В таком случае что он делал в Асуане, ведь это не его территория?

– Якобы отдыхал в отеле «Старый порог», и открытие, о котором идет речь, совершил случайно во время прогулки.

– А вы с ним в такой большой дружбе, что для него совершенно естественно было вспомнить о тебе, чтобы поделиться своей находкой?

– Не сказать, чтобы мы были друзьями, но он всегда выказывал мне величайшее уважение, можно даже сказать – преклонение. Словом, у меня не было ни малейших оснований в нем усомниться. Вот только... когда я приехал в Асуан, его там уже не было. Он уехал, оставив мне письмо с кучей извинений и тремя орфографическими ошибками: изъявлял сожаление по поводу того, что нашу встречу придется отложить, поскольку его отец только что скончался в Монтобане и он должен туда вернуться.

– Так что тебе тоже пришлось уехать восвояси. Только ведь не из-за этого ты так его отколотил несколько минут тому назад? Он же не виноват в том, что потерял отца...

– Если не считать того, что он потерял его десять лет тому назад. Сразу после возвращения я наткнулся на одного человека, который кое-что знал на его счет и просветил меня: вот уже полгода как этот проходимец водит меня за нос. Он такой же археолог, как... как... да как ты, например! Только он очень много читал и хорошо соображает. Вот отсюда и эта поездка через весь Египет.

– И что за ней крылось?

– Самое обыкновенное ограбление. Меня просто-напросто обокрали – ободрали как липку, ни дать ни взять – разбойники на большой дороге...

– Ограбили квартиру на улице Жуффруа? Но, когда я там был, твой Теобальд ничего не сказал мне об этом!

– Нет... не на улице Жуффруа!

Адальбер снял маленькую кожаную фуражку, которую всегда надевал, садясь за руль, и выпустил на свободу кудрявую соломенную шевелюру, к сорока годам слегка засеребрившуюся. И тотчас прядь волос привычно упала ему на лоб, прикрывая глаза чудесного голубого цвета, обманчиво простодушное выражение которых придавало нечто ангельское его круглому курносому лицу, за годы раскопок потемневшему под палящими лучами египетского солнца. Но, хоть Адальбер и был самым лучшим парнем на свете, честным и верным другом и выдающимся археологом, не следовало слишком доверять его невинной и даже наивной внешности: этот долговязый и всегда одетый с иголочки человек обладал неожиданными особенностями и умениями: например, он почти профессионально и на удивление ловко управлялся с любыми замками. Это не означает, что последний представитель старинного пикардийского рода Видаль-Пеликорн был заурядным взломщиком, но его способности порой оказывались весьма полезными во время поисков, которые заставляли его вместе с Морозини разъезжать по всей Европе и загоняли даже в Палестину. Закоренелый холостяк, – хотя и было у него в жизни приключение, которое едва не привело его под венец, – Адальбер был беззаветно предан Альдо и преисполнен нежного восхищения Лизой, перенося это чувство и на детей.

Сейчас это бесхитростное лицо на глазах у Альдо, с любопытством следившего за его превращениями, принимало довольно красивый кирпичный оттенок, но деваться было некуда: Адальбер дошел в своем рассказе до того места, где необходимо было дать хоть какие-то разъяснения.

– Надо тебе сказать, что все, что мне удалось собрать в течение моей довольно-таки долгой карьеры, хранится не в моей квартире. Я купил лет... скажем, десять тому назад старый дом в Сен-Клу... и, поверь мне, оттуда открывается совершение восхитительный вид на Сену!

– Неужели ты хочешь мне сказать, что обзавелся тайником, где укрываешь добычу, как делают воры и грабители?

– Ох, до чего же ты любишь громкие слова! Настоящий итальянец! Ни в чем не знаешь меры!

– Во-первых, я не итальянец, а венецианец, а во-вторых, мне нравится называть вещи своими именами.

– Так вот, здесь как раз имя совершенно для вещи не подходит. Я бы назвал это скорее... маленьким частным музеем, куда мне нравилось время от времени приходить, – вздохнул Адальбер. – И вот его-то старательно обчистили!.. Скажи, пожалуйста, что мы здесь делаем? Зачем ты остановился у этого тротуара, под деревом, на котором почки еще только раскрываются? Может быть, поедем домой? Теобальд, наверное, уже приготовил обед. И, собственно, что ты вообще делал на улице Мон-Табор?

– Собирался пообедать в «Русском домике»...