Пятая печать - Николай Воронцов

— В смысле? — не понял тот и, не дожидаясь пояснений, сказал: — Да всякое бывает! Бывает, труп из колодца поднимать приходится, или поножовщина какая-нибудь по пьяной лавочке, особенно после праздников… Но такого еще не было, — и в раздражении подытожил: — Короче, долго тут еще проколупаемся.

Он хотел сказать что-то еще, но тут на крыше произошло какое-то шевеление: один из оперов, находившийся у выхода с крыши, подбежал к полковнику и что-то коротко и негромко сообщил.

— Еще чего! — буркнул начальник. — Никаких средств массовой информации. Нечего им тут делать! Когда надо будет, я к ним сам лично выйду и все доложу. А пока скажите, пусть ждут, проводятся неотложные оперативные следственные действия и… Короче, никого постороннего сюда не пускать до тех пор, пока не будут выполнены все необходимые мероприятия!

После этих слов Гарик придвинул к себе ближе кофр с аппаратурой, которую собрал и зачехлил еще до приезда полиции. Не хватало еще, чтобы они изъяли у него, пусть даже и на время, достаточно дорогостоящую технику! На этот случай, боясь, что отнимут, он даже карту памяти с отснятым материалом спрятал в нагрудный карман.

После того как, судя по всему, были розданы все необходимые наставления, команды и приказы, начальство во главе с полицейским полковником двинулось к выходу, но покинуть крышу не успело.

— А это еще что такое? — негромко произнес гнусавым голосом делавший свою работу до этого исключительно молчком бородатый эксперт, чем незамедлительно привлек к себе всеобщее внимание.

— Что там такое? — в группе других важных начальников, видимо, в предчувствии чего-то не особо хорошего, неторопливо обернулся к нему полковник.

Поскольку эксперт не поторопился объяснить смысл своих слов, а продолжил что-то исследовать и высматривать на теле погибшей, все, следя за его манипуляциями, замерли в томительном ожидании. Даже главный полицейский начальник в звании полковника не потребовал как-то и что-то объяснить, а молча и терпеливо стоял, ждал продолжения. Видимо, отвлекать эксперта в такой важный момент никому и ни при каких обстоятельствах не следовало, в том числе и главному начальнику.

Эксперт неторопливо поправил на своем носу очки, после чего, придерживая одной рукой челюсть погибшей, другой рукой осторожно приоткрыл губы и аккуратно извлек изо рта скомканную бумажку и, так и не вставая с промокшего колена, протянул находку полковнику.

— Послание с того света, — грубо и все так же гнусаво схохмил он.

Полковник подошел к нему и, слегка наклонившись, стал рассматривать комок.

— В чистый полимерный пакет. И оформить как вещдок! — скомандовал полковник.

Все еще держа бумажный комок на вытянутой, одетой в медицинскую перчатку руке, эксперт поинтересовался:

— А развернуть-то? Или как? — и Гарик, хотя вопрос был адресован вовсе не ему, как-то по-дурацки глупо и часто-часто закивал головой.

Полицейский начальник тоже разрешительно кивнул: разворачивай, мол.

— «И я видел, что агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри…» — глядя на развернутую записку поверх очков, гнусаво прочитал эксперт, после чего, переведя взгляд на полицейского начальника все так же поверх очков, сообщил: — Из Библии.

— Да уж ясно, что не из Уголовного Кодекса, — отозвался тот и в сердцах ругнулся: — Черт знает, что творится!

— Вот что-то подсказывает мне, что все это не просто так! — тревожно улыбаясь, сообщил эксперт.

— Ну, так ясен пень! — сердито отозвался полковник.

* * *

Что-то странное и в то же время несказанно доброе и счастливое произошло вчера в жизни Жеки Гросмана, сразу же после чего в его судьбе все чудодейственным образом переменилось, в душе загорелся волшебный фонарь, и будто из пепла возродились какие-то угасшие надежды, а также вырисовались какие-то новые планы.

Он даже и не понял, в какой момент это все произошло, и посему с блаженством мысленно погружался в воспоминания вчерашнего дня, повторяя и смакуя их снова и снова.

А вчера, хмурый и усталый, минут сорок он тусовался в зале прилета, рассматривая выставленные на продажу в украшенных уже искусственными еловыми ветками бутиках книги, кедровые орешки, сувениры, магниты и прочую лабуду.

Прибытие рейса давно уже объявили, однако ворота выхода в город все еще были пусты, прилетевшие, как водится, сначала ждали остановки самолета, потом подачи трапа, потом прибытия багажа.

В какой-то момент показавшегося ему просто бесконечно долгим нервозного ожидания Жека сел за столик кафешки напротив выхода из зала прилета, бросил куртку с бейсболкой на стул рядом, оставшись в футболке с ярким принтом и намотанном на шею шарфе, и стал изучать меню, хотя заказывать авторский чай, настоящий живой свежесваренный кофе или эксклюзивное пирожное у него всякое желание сразу же пропало, как только он взглянул на цены. Не то чтобы в кафешке было очень уж дорого — хотя, конечно, все-таки на самом деле несколько дороговато, — просто Жека с недавнего времени стал считать, что всему есть своя красная цена, переплачивать которую он принципиально не имел никакого намерения, потому что все на свете должно быть на своем месте и стоить ровно столько, сколько должно стоить — ни больше, ни меньше. Угрюмо посмотрел он по сторонам, на других отдыхавших в кафешке, кинул небрежные взгляды на капкейки и шоколадные маффины перед гостями и на витрине и, тут же уличив себя в зависти, грустно вздохнул. С завистью, как выяснилось, у него были свои собственные счеты. С некоторого недавнего времени Жека понял, что наконец-то перестал себя обманывать, и все чаще ловил себя на мысли, что самым настоящим образом откровенно завидует владельцам дорогих машин и яхт, владельцам шикарных загородных особняков и квартир в элитных новостройках, и даже просто завидует состоявшимся более успешным коллегам-музыкантам. Еще совсем недавно он был уверен, что все у него еще впереди — и успех, и овации, и лучшие концертные площадки, и крутая машина, и шикарная квартира, и регулярные поездки на Мальдивы и Бали, — и вдруг раз, стукнуло Жеке сорок семь, сразу же после чего туман неожиданно развеялся и стало совершенно очевидно, что находится он в своих драных джинсах, кожаной потертой косухе, кедах, футболке с прикольным принтом и бейсболке уже по совершенно другую сторону реальности, в которой ничего хорошего в будущем для него, скорее всего, уже не будет, кроме, разве что, ежедневного сидения в студии и работы над заказанными ему аранжировками вкупе с частными уроками игры на гитаре для каких-нибудь несовершеннолетних оболтусов. Да и с чего, спрашивается, взяться чему-то хорошему, если и раньше, положа руку на сердце, ничего хорошего в его жизни не было? Ведь не с неба же по волшебству упадет ему на голову успех и богатство. Это раньше он с презрением относился к тем своим коллегам, которые променяли свои рок-группы и музыкальные коллективы на репетиторство и частные уроки игры на музыкальных инструментах, а теперь и сам уже подумывал кроме основной работы в студии обзавестись парой-тройкой постоянных учеников. Какой-никакой, а доход! Это раньше он себе говорил: «Все у тебя будет! Не завидуй! Нехорошо это!». А теперь уже вовсю, без всякого зазрения совести завидовал самой что ни на есть черной завистью и нисколько уже не стыдился этого.