Бремя удачи - Оксана Демченко

– Семка, так что же делать?

– Принять то, что ты не можешь изменить при всей своей удаче. Ты птица, и твое дело некому более передать. Ты должна работать. Как котел: надежно, по возможности с высоким КПД, без взрывов и накипи. Ты – котел, все прочие – пассажиры. Между вами нет ничего общего. Они даже не видят тебя, они просто купили билеты на поезд. Когда ты сможешь отделить себя в сознании от толпы, ты станешь неопознаваема. Это теория высшей удачи, зрелой. Записи Карла Фридриха. Мне твой папа отдал их весной, я изучаю.

– Хромов, а ты кто? Машинист?

– Примерно так. Состою при котле, – подмигнул этот тощий журналюга, который на кочегара или машиниста никак не тянет. – Я стараюсь сделать все возможное, чтобы ты не взорвалась. И чтобы поезд двигался по путям.

– Так что мне делать, когда они в волосы вцепляются или…

Хромов тяжело, со всхлипом, вздохнул. Я испуганно замолчала и развела руками – прости…

И мы начали все сначала. Я котел, я произвожу перегретый пар – чистую удачу, даже не имеющую знака до того, как она поступит в «привод». Я котел по своей сути, а Береника фон Гесс, едущая в купе и мило улыбающаяся другим пассажирам, – просто человек. Она не виновата, она тоже пассажир. Как все. Она от прочих неотличима, разве может хоть кто-то в ней рассмотреть и опознать птицу? По каким признакам? Мало ли на свете темноволосых худеньких девушек? Других примет нет. Даже имя ничего не дает, к тому же при наличии самого начальника тайной полиции в числе хороших семейных друзей можно получить другие документы. Птице это даже положено по статусу.

– Значит, прощай, беззаботность, – нехотя признала я очевидное.

– Ника, человечек с крылышками, неужели ты все же заметила, что детство кончилось? – пожалел меня мой высший маг и погладил по голове. – Прости, но именно так. Детство кончилось. Твои родные приложили немало усилий, чтобы оно оказалось достаточно длинным и счастливым. Приедем в столицу, нас встретит господин Корш, лично. А может, даст денек погулять и только потом вызовет, он добрый. Но в любом случае при встрече Евсей Оттович сообщит нам много сложного и не особо приятного. Он обязан оберегать птицу, а ты, птица, обязана сотрудничать с целым рядом ведомств. С тайной полицией и военными в том числе. Каждая птица имеет статус тайного советника, это было заведено еще во времена империи. Жалованье соответствующее. И обременительный долг перед родиной.

– Семочка, мне опять страшно.

– Почему? Долг есть у каждого. Просто одни всю жизнь норовят его избегать, а другие честно признают условия договора… Рена, ты очень нужна. Мы с Карлом беседовали перед отъездом на юг. Он сказал, что птицы с таким значительным даром, как твой, редко рождаются и взрослеют в спокойное время, когда в них нет острой надобности.

И тут мне стало совсем плохо. Пока я бушевала вулканом и старалась спасти ближайшее окружение от себя самой, как-то и не задумывалась: а зачем в мире существуют настоящие взрослые птицы? Пока я была желторотиком и пищала глупости, оберегаемая родными, этот вопрос не имел смысла. Что я могла?

Если точно припомнить… Сначала я видела только рисунок поля удачи и постепенно училась распознавать мощность всплесков и провалов. Это было года три назад, еще когда я жила в ремпоезде.

Потом я осознала свою способность влиять на удачу локально. Нет, не так. Сперва пришло умение использовать карту поля удачи, когда я почти бессознательно спасла саму себя в сложных обстоятельствах. Меня пытались убить, и без своего дара я бы ничего не сделала одна против тех двух полупьяных дурочек, решительных до безумия, завистливых и к тому же вооружившихся длинным сапожным шилом… И стрелять я научилась с закрытыми глазами, отпуская руку и целясь наудачу, – для других это глупость и пустые слова. Но не для меня.

Качественное изменение произошло позже. Я тогда впервые попробовала менять знак чужой удачи, избавив отца от проклятия. Расплатилась за новое умение временной утратой дара и пониманием того, что видеть поле удачи двух сотен жителей ремпоезда и большого города, не говоря о целой стране, – это очень, очень разные уровни.

Наконец меня загнали в угол и выстроили обстоятельства так, что для удачи вроде бы не осталось места: все варианты просчитаны заранее и все пути «счастливого избавления» заблокированы. Я могла умереть – или взлететь. То есть обрести веру в своего мага, который взрослой птице просто необходим. Я в первый раз отдала ему право выбирать в условиях отсутствия выбора. И оказалось, что для нас двоих нельзя заблокировать все варианты.

Я по возможности внятно пересказала свои рассуждения Хромову. Он не спорил.

– Рена, в теории можно заблокировать даже пару «маг – птица». Но именно в теории. На практике это действительно очень сложно, а то и невозможно. Ты взлетела, ты теперь не какой-то простой и малосущественный статист, не принимаемый в расчет. Ты очень важная, – он улыбнулся, – птица в большой игре. Убивать тебя даже пробовать не станут, оценив сполна невезучесть тех, от кого ты отворачиваешься, пусть и посмертно… Но подчинить и использовать взрослую сильную птицу захотят многие. Смысл пары «маг – птица» очень тонкий, сложный и всегда разный. Никто не знает заранее, как сложится следующая пара.

– Карл Фридрих являлся высшим магом. И его птица была…

– …сильная, властная, склонная к практичности и торгу, временами она мечтала о титуле императрицы, – отозвался Сема, явно повторяя слова моего отца. – Карл был ее совестью и ее спонтанностью. Он помог ей остаться человеком и не утратить живость души. Птица, теряющая себя, теряет и свою удачу.

– А ты?

– Рена, а я тебя просто люблю, – как-то буднично сообщил Хромов. – С душой у тебя все в порядке, живее некуда. С логикой похуже, с пониманием большой игры и того ужаснее. Быть может, не так уж плохо, что я не маг и даже не инженер, а всего лишь журналист-недоучка. Я умею искать факты, сопоставлять и сомневаться. При должном везении, которого у тебя предостаточно, мы постепенно составим интересную пару. Главное – не торопиться. И для начала научиться складывать крылья. Отдыхать.

– Семочка, это ты мне предложение сделал?

Хромов рассмеялся. Видимо, я его действительно потрясла чисто женской логикой, всегда выискивающей не то, что должна искать логика нормальная. Он пожал плечами:

– Ренка, мы ведь договорились. Пока ты сама не сочтешь себя взрослой, никаких разговоров на эту тему. Но потом… Боюсь, если я не сделаю тебе предложение, нас поженят указом Платона Потаповича. Без права отказа и замены приговора на другой вид наказания вроде безобидной северной каторги.

– Повезло мне. Бризов так и говорил: ты монстра, Ренка, и не найти тебе мужа без вмешательства магов и тайной полиции.

Хромов усмехнулся, частично признавая мудрость своего приятеля Лешки. Что-то собрался сказать, но тут в дверь купе постучали. Деликатно так, с заведомым страхом перед моей удачей, которая может запросто сменить знак.

Я прикрыла глаза. Я – котел. Или птица. Вот еще незадача! Вы летающий котел видели? Неудачную Сема выбрал аналогию, ну да ладно. Я – птица. Я в небе, плыву и гляжу на поезд, на котел паровоза, на расстилающиеся слева от путей жирные плодородные поля Синильского уезда, уже оправляющегося от засухи. На лежащие справа за большой рекой пески Таврского уезда. Общая удача ровненькая, блекленькая, и только нитка железной дороги звенит сплетением судеб и обстоятельств.