Сказки из старых тетрадей - Елена Винокурова

его смерти никогда не вышла за другого мужчину, всю свою жизнь посвятив воспитанию их сына.

Вода сверкала под солнечными лучами. Глубина и тайна. И покой. Я подошла к самой кромке воды. Мне страстно захотелось разом оборвать все муки. Освободить и себя, и моего любимого человека. Я надеялась, что не буду слишком отвратительной, когда меня найдут. Сняла туфли, пальто.

И вдруг мозг мой словно взорвался. Мелькали бешеные всполохи света. На несколько секунд появилось мужское лицо с большими серыми тоскующими глазами, протянулась в отчаянном жесте чья-то рука. И тут же между мной и окружающим миром как будто опустился стеклянный шатер, до меня не доносилось извне ни единого звука, ни единого дуновения ветерка. Кто-то невидимый крепко, почти больно держал меня за плечи и быстро-быстро, горячо говорил, говорил, говорил что-то, что я никак не могла разобрать. Я явственно услышала лишь последние слова: «Любить…». Раздался звон разбивающегося стекла, и веселый рокот большого города охватил меня, почти оглушив в первую секунду.

Я отшатнулась от воды. Схватила свою одежду. Мысли мои стали невероятно ясными, выпуклыми, быстрыми. Не знаю, рождались ли они в моей голове или были нашептаны невидимым существом, удержавшим меня.

Как не могла я понять то, насколько важна в мире любовь? Разве можно, ни разу не любя живого человека, человека из крови и плоти, чье несовершенство и слабость понимаешь и принимаешь, ощутить смысл и радость бытия? Разве можно без любви найти постижение души творца и его творения, их великолепной живой радости созидания, единения и бытия? Ведь способ познания души (всего ли мира, или его творца, или даже своей собственной) для человека один — через любовь к другому живому человеку. И лишь только постижение души творца может приблизить нас к пониманию его неразрывной связи со своим творением, пониманию непреодолимости его потребности как в акте, так и в результате творения, пониманию того, что и человек также способен и сопричастен к творению. А без этого рано или поздно исчезает смысл в жизни, и жизнь становится не мила.

Я осознала, что не все могут порождать и принимать любовь. Кто-то с цинизмом, кто-то с усталостью провозглашает, что ее нет вовсе, кто-то принимает за любовь все, что угодно, кроме нее самой. Для меня в то время, пока не появился в моей жизни, любовь была лишь символом, неким абстрактным переживанием, нужным лишь для того, чтобы под его влиянием глубже, интенсивнее и изощреннее проявлял некий абстрактный человек свою внутреннюю суть. И какая это огромная удача — испытать живую, истинную любовь, поскольку проще заставить видеть слепого и ходить разбитого параличом, чем человеческое сердце искренне любить; и недаром никто никогда, даже сын божий, не повелевал «Люби!», как повелел он мертвому встать и идти.

Искренняя любовь не может принести вред никому, не может унизить. Это великая драгоценность и честь для обоих. Любовь — это не зависимость, это свобода.

Произошло чудо, которым полна наша жизнь: моя боль ушла. И такое облегчение испытала я, такое блаженство, что готова была нежно взять в ладони и прижать к груди весь мир.

Походя к дому, я увидела, как он встает со скамьи, и быстро идет ко мне, протягивая руки, и мальчишеская ясная улыбка освещает его лицо. И я побежала, с легким сердцем побежала к нему навстречу.

Русалка

Они приходили сюда почти каждый день — мальчик и его мать. Река протекала глубоко в ущелье. Чтобы достать воду, нужно было тащить с собой длинную веревку, на которую они привязывала ведро. И все их соседки неодобрительно провожали их взглядами, а иной раз — и едкой насмешкой. И все-таки мать упрямо брала воду только в реке, и никогда — в колодцах или протекающих мимо селения красных ручьях.

Мальчик вперед матери вбежал на узкий мост, висевший меж скал. Остановился ровно посередине, просунув голову между толстыми канатами, привычно поздоровался с рекой, что серебрилась внизу. Острым, как у орленка, взором он разглядывал траву, что послушно и мерно шевелилась в воде. Радостную игру сверкающих бликов и глубоких теней. Разноцветные камешки на дне.

Вот подошла мать. Ловким движением перебросила привязанное к веревке ведро через перила, улыбнулась, глядя на сына и явно любуясь им. Она сама иной раз удивлялась, как, такая слабая и тоненькая, смогла выносить и родить этого подвижного, сильного, красивого ребенка. Невольно закралась мысль об его отце. Десять лет назад, когда их сын был еще совсем крохотным и только-только начинал ходить, ее юный муж ушел на войну, что длилась уже не одно десятилетие.

Ни один человек не знал, с кем и за что воюют их народ. Но все привыкли к той страшной дани, что платили они неведомым злым силам, к тому, что не оставалось среди них ни одного здорового и сильного мужчины. Только юнцов да изуродованных болезнями калек и можно было увидеть в селах и городах. Все меньше становилось детей, поскольку не от кого было женщинам рожать. Не было ни одного старика, поскольку некому было стариться. Не было ни одного человека, возвратившегося с войны, пусть бы и покалеченным, искореженным, но живым. Не было и ни одного тела воина, которое бы вернули родственникам, чтобы те могли его оплакать и похоронить с честью.

Если когда-то давно война велась на дальних окраинах страны, и не доносилось до жителей ни одного ее звука, то теперь все меньше оставалось мирных земель, все плотнее сжималось кольцо нескончаемой битвы.

С тех пор, как началась она, вода стала красной, густой и сладковатой на вкус. Поначалу, как говорили старухи, а им рассказывали их матери, люди боялись брать эту воду. Но долго ли может человек сопротивляться жажде, когда рядом есть источник? Да и жрецы объявили воду, смешанную с кровью воинов, священной и единственной пригодной для добронравных граждан. Постепенно к ней привыкли. И если где изредка еще и встречалась прозрачная вода, ее брезгливо обходили стороной, считая скверной.

Мать мальчика перестала пить красную воду, когда однажды в полночь болезненно заныла ее душа, и она поняла, что ее муж погиб, и его кровь тоже смешивается теперь с водами ручьев, рек и питающих колодцы родников. Взяв сына и самое необходимое из скарба, перебралась она в соседнее селение, где в горах текла река, не смешанная с кровью воинов. Там поселилась на отшибе, в небольшой заброшенной хижине. Через несколько лет эта хижина уже не казалась убогой — такое количество красивых