Снежное танго - Марта Поллок
Шрифт:
Интервал:
А ведь когда-то она была уже почти готова влюбиться в него… Ричарда был из тех, кого маменьки желают своим дочерям: добрый, вежливый, работящий, перспективный, без вредных привычек и скрытых пороков жених. А Гвендолин старалась быть той, кого каждая мать желает собственному сыну: воспитанной, послушной, нежной, любящей.
Но что-то не давало ей покоя, и тогда она пошла ва-банк и представила Ричарда тете Матильде. Естественно, той Ричард сразу же не понравился.
Верхняя губа с вечной испариной, потные ладони, улыбка, никогда не затрагивавшая глаз… Тетя, как в воду глядела! Ричарда аж, передернуло, когда Гвендолин сообщила ему, что открывает собственное дело.
Его будущая жена, одетая в шутовские одежды, а то и вовсе в неглиже, будет петь и плясать! Никогда! Гвендолин Снайдерсон оказалась перед выбором: либо работа, либо замужество.
Победила работа. После двух месяцев сомнений и переживаний Гвендолин поняла, что роль прекрасной половины мистера Ричарда Флетчера не по ней и вообще к двадцати пяти годам она еще не созрела для того, чтобы быть чьей-то покорной женой.
После этого все стало на свои места. Гвендолин теперь точно знала, чего не хочет от мужчин: она не хочет экспериментов. Мистера Избранника она распознает сразу и без посторонней помощи.
А пока… Пока она, не лукавя, могла сказать, что нисколько не страдает от отсутствия мужчин в своей жизни. Она никогда не чувствовала себя ненужной или непривлекательной. Ей и без них было хорошо.
Гвендолин начала расстегивать рубашку и невольно подумала о Феликсе Миллингтоне. Какое-то знакомое чувство охватило ее. Она поняла, что он ей нравится. Но Гвендолин и раньше встречались мужчины, которые вызывали у нее аналогичные чувства, и с ними она сумела остаться не более чем в дружеских отношениях. Никто из них не заставлял ее сердце пускаться вскачь — даже Ричард в лучшую пору их знакомства.
Гвендолин развернула упаковку с мылом и намылила лицо.
— Это просто последствия аварии, — сказала она себе вслух и от звука собственного голоса разом успокоилась. — Просто нервное потрясение, и ничего больше.
Почувствовав себя необыкновенно легко, Гвендолин принялась напевать себе под нос.
Феликс за стенкой заканчивал бриться, когда услышал мелодию «Американец в Париже» Гершвина. Усмехнувшись, он выдавил на ладонь немного крема и начал размазывать по свежевыбритому подбородку. Насколько замечательным был у Гвендолин голос, настолько необычным репертуар.
Обычно люди напевают что-нибудь из последней десятки хитов или старую полюбившуюся мелодию времен юности. Но Гершвин звучал бы к месту году этак, в двадцать третьем — примерно тогда, когда была в моде ее шубка.
Эта женщина определенно интриговала его. Независимая, умная, деловая, но со старомодными манерами и приступами застенчивости. Сотканная из контрастов и противоречий, она с каждой минутой нравилась ему все больше и больше.
Наверное, в ее жизни произошла какая-то психологическая травма, вот она и переживает по пустякам. Она молода и привлекательна, остроумна, не стесняется попадать в глупое положение. Хихикает, но — это сразу видно — она горда и независима. Или старается быть такой, что уже похвально.
Феликс натянул через голову рубашку, причесал и уложил чуть тронутые сединой виски. В последние месяцы он не раз ощущал себя стариком.
Это и послужило причиной двухнедельного отпуска — отчаянно захотелось «оттянуться» под колышущимися пальмами и тропическим солнцем, снова почувствовать себя молодым. Наверное, на Ямайке умеют танцевать танго!
Феликс Миллингтон улыбнулся.
Давно он не чувствовал себя таким юным и окрыленным, как сегодня, и это несмотря на погоду. А впрочем, может быть, благодаря ей. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы эта метель за окном продолжалась как можно дольше.
— Да будет снег! Да не умолкнет вьюга! — громко провозгласил он и закрыл воду.
Когда Гвендолин вернулась в комнату, он расставил еду — весь ассортимент, найденный в автоматах.
— Ты чудесно пела, — сказал он с улыбкой. — Завтрак готов.
Гвендолин неуверенно переминалась с ноги на ногу. Феликс галантно пододвинул ей кресло.
— Чувствуй себя, как дома, — предложил он.
— Или перед началом допроса? — пошутила она, усаживаясь, и взяла чашку в руки.
— Все для того, чтобы получше тебя узнать, моя дорогая Гвендолин Снайдерсон. В конце концов, мы здесь одни — ты и я. — И брови его многозначительно пошевелились.
Гвендолин в ответ хихикнула.
— Ты это делаешь, как страшный-страшный серый волк из детского спектакля.
— А ты не боишься меня?
— Ни капельки! — Гвендолин принялась размешивать сахар в кофе. — Тетя научила меня, как обращаться с большими нехорошими волками.
— О господи, куда ни сунешься, везде тетя! — Феликс распаковал стаканчик с ананасовым йогуртом. — А тебе известно, что эти профессиональные старые девы-тети губительно действуют на психику молоденьких особ женского пола?
— А с чего ты взял, что она была старой девой? — Гвендолин отпила из стаканчика.
— Хочешь сказать, что это не так?
— Все так. Правда, тетя Матильда говорила, что не вышла замуж лишь потому, что не видела в этом смысла.
Феликс театрально всплеснул руками.
— Ну, что я говорил! Вот откуда в тебе это стародевическое жеманство…
— Жеманство — это слишком сильно сказано. Простое…
— Не спорь, — прервал ее Феликс. — Я по роду своей деятельности немного психолог, и читать чужие души для меня дело обычное.
— Так ты у нас еще и психолог… — протянула Гвендолин, приступая к сандвичу с огурцом и ветчиной. — И ты всегда попадаешь в точку?
— Всегда, — горделиво отозвался Феликс. — Итак, я жду рассказа о жизни, о семье и особенно о тетушке Матильде.
Гвендолин медленно открывала пакетик с крекерами, приводя в порядок мысли и чувствуя, что Феликс внимательно наблюдает за выражением ее лица, за каждым ее движением.
Наконец она подняла голову и сказала:
— О братьях и о том, что я коренная жительница Чикаго, ты уже знаешь.
Феликс утвердительно качнул головой.
— Зато не знаю, каким образом Гвендолин Снайдерсон оказалась в Эванстоуне, что километрах в тридцати от Чикаго.
— Все дело в тете Матильде. — Проигнорировав его громогласное «ага!» Гвендолин продолжила: — Она была на двадцать лет старше мамы и сразу после окончания мною школы попала в аварию — сломала позвоночник и оказалась прикованной к инвалидной коляске. Поскольку в Эванстоуне, где она проживала, неплохой финансовый колледж, я переехала к ней. Три года назад она умерла, ей шел восемьдесят первый год.
— И тогда же ты ощутила себя большой и открыла свою фирму?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!