Любовь под луной - Саманта Джеймс

– Видите ли, я не могу позволить Эмили день-деньской сидеть в кресле сложа руки. Она должна научиться хотя бы обслуживать себя. Да, сестра слепая, – с горечью добавила она, – но не беспомощная. И должна знать, что есть вещи, которые ей вполне по силам.

– И все-таки не могу сказать, что мне это нравится! – На скулах молодого человека загорелись два ярко-красных пятна. – Господи, ведь она могла легко разбить чашку, пораниться...

Оливия почувствовала, как в ней растет раздражение. Нет, она права, а он просто не хочет или не может признать это. И почему мужчины всегда такие упрямые? Тот Уильям, которого она помнила, никогда бы так не сказал.

– Я вовсе не нуждаюсь в вашем одобрении, Уильям, когда речь идет об Эмили, – стараясь говорить спокойно, объяснила она. – Я ее сестра и лучше знаю, что для нее правильно, а что нет.

– Не могу согласиться с вами, Оливия. Боюсь, я вынужден настаивать на том, что тут вы ошибаетесь... очень ошибаетесь. В конце концов, ваша сестра – инвалид. И почему вы стараетесь обращаться с ней как с полноценным человеком... нет, не понимаю.

– Конечно, вы имеете право на собственное мнение, Уильям, – недовольно поджала губы Оливия, – но ведь такое же право есть и у меня. Да, Эмили слепая. Но не инвалид. Многое она вполне может делать и сейчас, стоит только научиться. А для этого нужно набраться терпения.

– Оливия, но это же нелепо! – воскликнул он, едва сдерживаясь.

– То же самое я могла бы сказать и вам, – отрезала девушка.

– Вы не правы, Оливия. И по правде говоря, я просто не могу понять, что это с вами сталось. Может быть, это из-за того, что вы так рано потеряли мать? Да, наверное, так. Некому было обучить вас светским приличиям, иначе вы бы привыкли попридерживать язычок, потому что леди не спорят.

– Я у себя дома, – невозмутимо ответила она, – так что могу делать все, что считаю нужным! И не собираюсь «придерживать язычок» вам в угоду! А если между нами и возник спор, так только потому, что вы его начали!

– А вы охотно поддержали!

Оливия вздохнула. Она старалась держать себя в руках, но это становилось все труднее.

– Мы давно не виделись, Уильям, Видимо, вы просто забыли, что я отнюдь не мышка.

– Я ничего не забыл, Оливия. Более того, я даже помню время, когда вы меня обожали. – Теперь в голосе Уильяма уже не было и следа надменности, скорее печаль. Он взглянул на нее, и Оливия поняла, что не ошиблась. – Вы очень изменились, Оливия, – тихо проговорил он.

– Да и вы тоже, Уильям. – В ее тоне не было ни укора, ни сожаления. По правде говоря, ей только сейчас стало ясно, насколько это верно.

Какое-то мгновение ей казалось, что Уильям снова ринется спорить и доказывать, что она не права. Но вместо этого он вдруг покраснел и рассеянно взъерошил густые светлые волосы. Этот мальчишеский жест, так напомнивший ей прежнего славного Уильяма, до странности растрогал девушку, вызвав в памяти милые картины прошлого, которое уже нельзя было вернуть.

– Может быть, вы и правы, – пробормотал он. – За эти годы мне довелось повидать такое, что вы и представить не можете... У меня язык не повернется когда-нибудь рассказать вам об этом. – На губах у него появилась легкая улыбка, в которой не было ни капли веселья. – Могу сказать только одно: война сделала меня человеком.

«А жизнь сделала меня взрослой женщиной», – с болью в сердце подумала Оливия. Жизнь, которую ей пришлось вести, когда ушли из жизни ее матушка и отец.

– Оливия, вы помните тот день рождения, когда вам исполнилось восемь лет? – Вскинув голову, Уильям взглянул ей в глаза.

– Да, конечно. Вы преподнесли мне восхитительный букет фиалок. – На губах девушки мелькнула слабая улыбка. – Я помчалась с ним наверх, чтобы похвастаться маме, но она, бедняжка, так расчихалась, что мне пришлось забрать их к себе. А потом и вообще оставить их на улице.

– Вы потом плакали, потому что ночью шел сильный дождь и от букета ничего не осталось, – внезапно охрипшим голосом проговорил Уильям. Опустив голову, он немного помолчал. Когда снова заговорил, в голосе его слышалась нежность: – Вы плакали и в тот вечер, когда я уходил воевать с Наполеоном.

Да, верно, подумала Оливия. Она и в самом деле плакала тогда. Господи, как же это было давно! Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Война, горе, тысячи миль... все это разлучило их...

– А я ничего не забыл, Оливия. Я помню те счастливые дни, когда... Многое изменилось с тех пор, но одно осталось неизменным: мои чувства к вам. – Глаза Уильяма потеплели. – Мне очень жаль, что мы с вами чуть не поссорились. Поверьте, меньше всего на свете я хотел огорчить вас. Я ведь и приехал-то затем, чтобы поговорить с вами. – И прежде чем девушка успела догадаться о его намерениях, Уильям уже завладел ее руками. – Оливия!.. – пылко начал он.

Возможно, это было неизбежно, но не успели их руки соприкоснуться, как Оливия вспомнила о других руках, совсем недавно сжимавших ее пальцы, – сильных, мускулистых, смуглых до черноты и таких больших, что ее ладонь просто тонула в них...

– ... Я уже давно хотел вам это сказать. Я понял, что мне нужно, чтобы стать самым счастливым человеком на свете. Лишь бы вы тоже этого хотели, Оливия... – Он замолчал, и в кухне повисла напряженная тишина. – Вы окажете мне честь, дорогая, если согласитесь стать моей женой.

Его женой!

Оливия оцепенела. На мгновение ей показалось, что она ослышалась. В висках у нее застучало. Значит, он хочет, чтобы она вышла за него замуж, размышляла она, украдкой поглядывая на него. Уильям терпеливо ждал, что она ответит. Прядь спутанных белокурых волос упала ему на глаза.

О, ей следовало догадаться, что рано или поздно это случится! Сколько раз он заводил разговор о том, как был бы рад, если бы их детская дружба со временем переросла в другие отношения. В тот последний день, когда они виделись перед его отъездом, Уильям настолько осмелел, что рискнул ее поцеловать. Но если сам он потом, не зная, куда отвести глаза, стоял багровый от смущения, то Оливия осталась совершенно равнодушной. Его губы были сухими и не зажгли в ее груди ответной искры. Она ожидала огня, жара, страсти – всего того, что так жаждало ее сердце, а вместо этого ощутила пустоту и превыше всего – разочарование.

Замужество... Когда она думала о том, чтобы со временем выйти замуж за Уильяма, то не чувствовала ровно ничего: ни лихорадочного желания, ни волнения. Как же могла она выйти за него замуж?

Разве она его любит? Нет. А жалость ей не нужна.

Конечно, может быть, это был бы для нее легкий выход... но отнюдь не единственный, сердито подумала она. Весь груз забот, лежавший у нее на плечах, бесконечная работа, казалось, никогда не кончавшаяся... В этом ей никто не мог помочь... Но она пока что не дошла до такой черты, чтобы стать женой человека, которого не любит!

– Уильям... не обижайтесь, но сейчас я не имею права даже думать о том, чтобы выйти замуж. Я... мне нужно заботиться об Эмили. Этот год... был тяжелым для нас обеих. – Конечно, Оливия лукавила, но у нее не было выбора. – Я молю Бога, чтобы вы меня поняли... ведь прошло так мало времени, с тех пор как...